Казя теперь труп

Пока шли, совсем стемнело, и над центральной дорогой зажглись фонари. Если бы кто сказал Кассимире еще хоть неделю назад, что ее ждет вечеринка на кладбище, ночью и с мертвяками, она бы покрутила у виска пальцем. Однако же вот…

Склеп Склепа Иваныча оказался не склепом, а нелепой каменной постройкой из трех стен с небольшой крышей-навесом. На всех стенах – мраморные памятные доски. Чтобы Казе было лучше видно, кто-то поставил в боковую нишу карманный фонарик.

– Тут нас, родственничков, как бы пятнадцать уже, но настоящих гробов только четыре, остальные – урны с пеплом да земля, – пояснил Склеп Иваныч.

– Как – «земля»?

– Ты объясни, – приказал Склеп Лексу, – а мы пока сгоняем за продуктами.

Лекс принялся рассказывать о том, как люди берут горсть земли со старого захоронения, перевозят на новое место, подсыпают – и вроде как семья в сборе. Но Казе было не до его рассказа: на ее глазах новые знакомые один за другим лихо проваливались сквозь бетонно-мраморное покрытие и исчезали в глубине. Не успел последним нырнуть Игнат, как сбоку появилась, из земли же, тетя Таня с блюдом, полным совершенно одинаковых яблок. Следом нарисовался Маня с неким рогатым предметом – оказалось, это складной стол.

Вскоре стол был установлен, накрыт скатертью и украшен свечами.

– Свечей у нас – миллион! – похвастался Маня. – Тебе достаточно светло?

Казя кивнула:

– Вполне! А вам?

– А нам не нужно. Разве что для красоты. Тебе тоже потом не нужно будет. Тут кто как адаптируется. Кому месяц темно, кому неделю.

– Я полгода со смартфонами и свечами ходил, – признался Лекс. – А теть Таня уже на второй день спокойно обходилась без подсветки.

– У вас есть смартфоны?! – изумилась Казя. – И они работают?

Выяснилось, что как раз телефончиков полно, поскольку многие посетители оставляют их на скамейках или в карманах верхней одежды, пока убирают могилки. За это время гаджеты можно сдублить, а…

– Что сделать?

– Сдублить, ну, взять себе, отвести глаза, убедиться в том, что вещь продубливалась, и уйти. И пользоваться.

– Супер! – сказала Казя. – Пока зарядка не кончится…

– Да у нас даже зарядки есть. Правда, не под все модели… И заряжать сложно, приходится каждый раз здорожа Фёдра просить, а он жуть как не любит правила нарушать.

– Да какие там правила! – встрепенулся Маня. – Сам он придумал все эти правила!

– Чушь, не сам!

– Сам! Вот вспомни, как в марте он говорил…

– Погодите, – прервала спор Казя. – А можно мне воспользоваться каким-нибудь телефоном? Мне бы один звонок сделать. Я номер наизусть помню. У меня же есть право на один звонок?

Маня фыркнул, Игнат хрюкнул, Лекс вздохнул, Склеп Иваныч сказал:

– Связи нет. С Потустороньки в реальный мир не пробиться. Не дозвониться. Не достучаться. Ничего «не». Фотки даже не получаются. Только фонариком можно пользоваться, да нам ни к чему. А про связь забудь.

И, видя, как потухла, скисла новенькая, бодро продолжил:

– Давайте праздновать! Смотрите, что у меня есть!

И он извлек из-под полы серого своего пиджака бутылку красного вина. Неоткрытую.

– Вау! – обрадовался Маня. – Откуда?

– И молчал же! – всплеснула руками тетя Таня. – Я за штопором. А Казечке соку налейте пока, она несовершеннолетняя. Я все понимаю, правила мы и так постоянно нарушаем, но тут давайте уж не идти на открытый конфликт с Фёдром. А то напишет в Небесную Канцелярию.

И она нырнула, но не вниз, а сквозь стену склепа.

– Мне уже есть восемнадцать, честно! – возразила Казя. – Клянусь. Мне в декабре двадцать должно было стукнуть. Это на табличке напутали почему-то. На два года ошиблись.

Все замолчали.

– Тогда совсем странно… – пробормотал Лекс.

– Что странно?

– Нет ничего странного! – отрезал Склеп. – Давайте праздновать. У всех нÓлито?

Казе в изящную чайную чашку налили соку, в который Лекс, немного поколебавшись, добавил грамм двадцать водки. Чашка была – само совершенство, императорский фарфор. С какой могилы могли такое сдублить – неведомо.

– С прибытием на Потустороньку, дорогая Кассимира Павловна Володарь! – торжественно произнес Склеп Иванович.

– Пусть земля будет вам пухом! – добавил Маня и хихикнул.

– Ой, а пух-то, пух забыли! – всполошилась тетя Таня.

– Не забыли, у меня он, вот, – откликнулся Игнат Матвеевич, демонстрируя всем невзрачный туристический рюкзак с веревками вместо лямок.

– Ну, с прибытием! – Лекс поднял свой бокал – хрустальную чашу на ножке – и уточнил: – До дна и не чокаясь.

Выпили не чокаясь.

Казя осушила чашку, поставила ее на блюдечко (надо же, и блюдечко из того же сервиза!) и поискала, чем закусить. Стол отличался изобилием. Соленые огурчики, свежие помидоры, колбаска, чипсы…

– Оливье?!

– Свежайший! Тамаре Палне принесли, у нее не могила – кафе! – объяснила тетя Таня. – Мы к ней постоянно наведываемся. Я тебе потом покажу где.

Казе положили оливье, подлили соку.

– Ой, мне столько не съесть! – замахала руками Казя, увидев гору салата на своей тарелке.

Мертвяки рассмеялись. Оказалось, на том свете можно есть сколько угодно, без всякой меры. Кишок-то ни у кого нет.

– Как это нет?

– Так в морге при вскрытии первым делом все это удаляют!