Казя теперь труп

– Знал, конечно. Но это же Игнат! Изобретатель. Экспериментатор, итить его! – сплюнул Склеп. – Хоть мы и дружим, но… Молоко уже в первый день тухлятиной пахло. Я сразу просек, что это не просто сдубленное пойло с кладбища, это гадость какая-то. Но правду узнал не сразу, а когда у Танюши нашей пальцы отваливаться стали. Тогда уж мы с Фёдром и к Стасе за подмогой бегали, и чего только не пробовали…

– Так, – сказал Маня. – Шикардиссимо! Все знали, кроме меня! И кто вы после этого?

– Я тоже не знала.

– Так тебя и не было!

– Лекс ничего не знал и до сих пор не знает, – попытался утешить Маню Склеп Иваныч. – И Алинке-Малинке мы не рассказывали.

Маня все-таки встал и подошел к столу. Взял бутерброд и принялся с подозрением его осматривать:

– Надеюсь, это колбаса не из падшей коровы?

– Не-е! Это давеча мы из багажника одного дублили. Целыми пакетами. Прямиком из супермаркета еда… Говорю же, корова сразу протухла, какая из нее колбаса, какое мясо? Такое ни живым, ни мертвым есть нельзя.

– Ну молоко же вы пили – и ничего, – заметила Казя.

– Я не стал пить, – после некоторой паузы проговорил Склеп. – Попробовал и сплюнул.

– А-а-а!!! – заорал вдруг Маня.

Он отшвырнул бутерброд, бросился к Склепу и принялся трясти его, схватив за грудки.

– Я понял! Понял, что вы, сволочи, сделали! – вопил Маня. – Вы напоили тухлым молоком Таню и Малинку, так что они стали распадаться на куски, как та корова! А потом вызвали санитаров! Тане – осенью, а Алинке – на Первомай. Избавились от лишних, да?

– А ты не вешай на меня собак! Я в чем виноват? Ни в чем! Что я мог сделать? Корову увидел уже в полудохлом виде. Санитарку Тамарку не вызывал, я и знать не знаю, как ее вообще вызывать-то, это у Фёдра с ней связь прямая, с бывшей женушкой, будь она неладна!

– Тамарка – жена здорожа Фёдра? – удивилась Казя.

– Ну да, – буркнул Маня, немного успокаиваясь. – Крутая баба. Всему научилась, как стала санитаркой. И внешность с ходу меняет, и вещицы разные проявляет на щелчок пальцев… У них там свои методы, у этих санитаров. Я ее видел пару раз, так во второй раз она ко мне лепиться стала, еле отбился. Волосья распушила и вперед. Я ей: уйди, сольемся же, сгинем! А она смеется: кто сгинет, а кто силушку присвоит, иди ко мне, красавчик. Я бежать. А она ветром – за мной.

– Да, она такая, с характером… – кивнул Склеп и прибавил: – Из Танюши нашей вряд ли силы выкачала, там и качать нечего было. А из Алинки наверняка соки потягивала, пока не высосала.

– Из Алинки-и-и!!! Бедной девочки-и-и! И ты молчал?! – Маня взорвался с новой силой. – А мне сказать?

– А ты бы что?

– Растерзал бы! Я маньяк!!!

– Кто, ты растерзал бы? Да кто ты против санитаров? И вообще, тряпка ты дырявая, а не маньяк!

Они все-таки сцепились. Казя попыталась оттащить Маню от Склепа, и ей это удалось.

– Просто не хочу об эту мразь руки марать! Тьфу!

– Послушай, Маня, – осторожно заметила Казя. – Нелогично получается. Вы много лет до моего появления нежили тихо-мирно, вечеринки отмечали, вон даже влюблялись, оказывается… Зачем вдруг Игнату и Склепу, или пусть Фёдру, понадобилось избавляться от Тани и Алинки хоть самим, хоть с помощью санитаров?

– Да! Да! – с энтузиазмом подхватил эту мысль Склеп. – Это был несчастный случай. И мы ничем никого не поили. Игнат хотел как лучше. Притащил корову. А Таня, дурочка, обрадовалась, сама молока выпила и Алинку со Стасей угостила, а…

– Что-о-о?! – взревел Маня. – Вы еще и Стасю отравили???

– Да не мы, не мы! – взвыл Склеп. – Малинку Таня напоила, это да. Надеялась, молоко ей поможет, на ноги поставит. С нами ни с кем не посоветовалась. А потом и Стасе кринку отнесла, но Стася только попробовала и выплюнула, как и я. Ей ничего не угрожает.

– Ну хоть так… – выдохнул Маня.

А Казя сказала глухим, загробным голосом:

– Я была у бабушки Стаси в мае, перед тем как во второй раз уйти по ниточке. Стася еле двигалась и говорила с трудом. Удивительно, что она вообще до сих пор нежива.

Не мешкая более, Маня вылетел из склепа и понесся к бабе Стасе. Казя – за ним.

Баба Стася лежала под слоем одеял и тряпок, глаза ее смотрели в потолок, нос заострился. Игнат сидел подле и пытался ее кормить. Маня ворвался, едва не снеся с петель дверь. Казя вбежала следом.

– Я все знаю! – кричал Маня, вращая глазами и кулаками. – Мы все знаем! Вы убийцы. Ты убийца!

Игнат напрягся, но с места не сдвинулся.

– Псих, – сказал он. – Угомонись и остынь.

– Может, я и маньяк, но не псих и не сволочь! – заявил Маня. – А вот ты – да. Ты во всем виноват!

– Тоже мне, нашелся прокурор, – скривился Игнат. – А вот я считаю, что во всем ты виноват. И что?

– Я не виноват, я спал!

– Ладно, скажу, что Казя виновата. Как она появилась, так на нас беды и посыпались. Что, не так?

Неизвестно, долго бы еще продолжалась их перепалка, но в этот момент на пороге появился здорож Фёдр. Вид у него был просто никакой, будто и впрямь мертвец из могилы выкопался.

– Именем закона вы все временно арестованы! – усталым, но твердым голосом провозгласил Фёдр, доставая из кармана печать Небесной Канцелярии и некий девайс неизвестного назначения.