– И это? – игриво спросил он, приобнимая ее за талию, перетянутую пояском пестрого фартучка, под которым не было ничего, кроме длинной мужской рубашки.
– И это, – усмехнулась Тамара, высвобождаясь из его объятий, будто бы из-за необходимости поколдовать над кастрюлей.
Петр Ильич вздохнул и поплелся наверх со стаканом алко-зельца в подрагивающей руке…
Когда он спустился через пятнадцать минут вниз, завтрак уже стоял на столе, а Тамара, успевшая переодеться в голубое тренировочное трико, сидела в поперечном шпагате на коврике в дальнем углу гостиной, объединенной с кухней и столовой в одну большую студию – так спроектировал свое жилище его бывший хозяин, известный московский юрист Геннадий Глухнер. Таковым оно перешло и в руки Козырева.
– Ну зачем ты связки рвешь, Тома? Это уже не полезно в нашем возрасте! – озабоченно заметил муж.
– А проводить сутки в твоем прокуренном казино полезно в нашем возрасте? – ехидно возразила она. – У тебя же есть управляющий и куча бездельников. Оставил бы все на них и жил с семьей, как нормальные люди. Вон Глухнер только по вызовам в Москве и появляется.
– У него своя работа, у меня – своя. Слушай, ну зачем ты так уродуешься, да еще без тренера? Пошла бы в фитнес-клуб какой-нибудь и там сохраняла форму.
– Я, милый, не толстеющая домохозяйка, а профессиональная циркачка, между прочим, – возразила Тамара, стоя уже на мостике. – А вот тебе в качалку не помешало бы походить – ты вон брюшко отрастил за счет бицепсов.
– Неужели ты еще мечтаешь выйти на арену? – спросил Петр Ильич, наблюдая с тарелкой в руке за ее упражнениями.
– Кто знает, кто знает… – задумчиво ответила Тамара, ложась плашмя на пол. – Смотри, уже девять! Не опоздаешь?
– Да, бегу, – подхватился Петр Ильич.
Он поставил тарелку, вытер губы салфеткой и подошел к жене, лежащей на коврике. Та, не вставая, протянула руку для поцелуя.
– Когда тебя ждать? – спросила она.
– Я позвоню. Сашку целуй, – коротко ответил он, взял со стула свой дорогой темно-коричневый портфель из тонкой кожи и вышел из дома.
Заказанное накануне такси уже стояло у подъезда.
– В аэропорт Хитроу. И поскорее: я опаздываю на женевский рейс, – сказал он темнокожему водителю и поднял стекло, отделяющее того от пассажира.
…Под тугими струями душа Майдан окончательно вспомнил свои вчерашние авансы, которые выдавал девице, увлекая ее в свой номер. Она не врала – он действительно пообещал ей подарок на всю оставшуюся после проигрыша наличность и убедил, что может достойно играть только в достойном казино, а не в окраинной забегаловке. А Наташа в ответ пообещала провести его в дорогое клубное, то есть закрытое для случайных игроков с улицы, заведение, где состоял членом ее папаша и работал управляющим хороший знакомый. Пазл сложился в стройную картину, в которой не хватало малости – денег на игру.
«Какая невыносимая тоска! Ненавижу Москву и эту пошлость под названием осень! И этих безотказных красавиц! Какая это была по счету? Тьфу!»
Он вдруг живо припомнил Одессу ранней весной, Пушкинскую улицу, на которой жила его сестра. Игра света и тени, приятные лица прохожих, влажный булыжник под ногами, шум троллейбуса и стаи черных ворон… В сердце что-то защемило. «Где она сейчас, Катюха? Небось живет со своим мужем, учительствует, бедствует. Как забыл о ней?» Стало стыдно. Ведь он был так любим своей старшей сестрой, которая души в нем не чаяла, восторгалась широтой его натуры. Олег, на ее близорукий в буквальном смысле взгляд, обладал массой достоинств и талантов – был умен, красив, хорошо воспитан. Когда встал вопрос «куда идти?», он почему-то сделал парадоксальный выбор и пошел учиться на морского повара, кока. Это было воспринято его друзьями с иронией, но Майдан не обращал на многочисленные шутки никакого внимания, нося в глубине своей души великую тайну, в которую никого не посвящал.
«Может, бросить все и – к сестре? – подумал он, растираясь влажным от чужого тела полотенцем, но тут же одернул себя: – Какая сестра, однако? Сдался я ей и ее очкарику! Дело надо делать, а потом уже о ближних заботиться…»
Где-то в самом сокровенном тайнике его души теплилась вера в свою звезду: вот сорву свой миллион, сестре помогу, тысяч сто кину ей, и гуд бай, родина… Олег не понаслышке знал заморские места, где можно за такие деньги устроить беспечную жизнь. Бывал. Своими глазами видывал. А если еще и женщину умную да красивую в придачу…