Казино «Бон Шанс»

— Я не верю в то, что ничего никогда нельзя изменить, — шепнула она. — Наша сегодняшняя встреча — знак судьбы!

В двери зала проскользнул бледный, озабоченный Генкин и прямиком направился туда, где сидели Пак и Снегирев. Встав за их спинами, он начал что-то тихо говорить, и Меркулов заметил, как у Пака разом закаменело лицо, а улыбочка Снегирева стала казаться приклеенной. Что происходит?

Пак резко поднялся и бросил несколько слов сидевшему рядом мужчине. Встал и Снегирев. В сопровождении Генкина они направились к выходу из зала. Арнольд Григорьевич свернул к своему месту и сообщил:

— Придется отъехать. Возможно, надолго. Так вы не забудьте, Петр Алексеевич, я вас жду для взаимно интересного разговора.

— Хорошо, — кивнул Меркулов и, когда Генкин отошел, спросил у Ирины: — Что там у них стряслось?

— Наверное, им опять дерьма в карман наложили, — невесело усмехнулась она. — Или они кому-нибудь нагадили, да испачкались сами. Бизнес по-русски!

— И часто так?

— У каждого свой «бон шанс», — подмигнула она и неожиданно предложила: — Поехали ко мне? Это недалеко, на Бронной. Можем мы себе позволить помянуть друга юности вдвоем, без этого стада? Здесь больше поминают убиенного Малахова.

— Даже не знаю, — протянул Петр. В душе он уже предвидел, чем и как должна закончиться их столь неожиданная сегодняшняя встреча. Он хотел этого и одновременно отчего-то боялся.

— Поехали! — решительно сказал Ирина. — Найдем и выпить, и закусить.

— Вместе выходить, наверное, неудобно, — вполголоса предположил Петр. — Слишком много глаз. Я выхожу первым. Моя машина стоит за углом, выйдя из подъезда, сверни направо, там увидишь.

— Ты у меня всегда был самый умница, — глаза Ирины сияли. — Иди, я не заставлю тебя долго ждать.

Немного посидев для приличия за столом, Меркулов еще раз выразил соболезнования Лидии, просил ее не забывать его и вышел из зала. Спускаясь по лестнице, он невольно ускорил шаги — ему хотелось бежать: так велико оказалось нетерпение, словно все волшебным образом вернулось на двадцать лет назад…

На Бронной у Ирины была прекрасно обставленная, просторная четырехкомнатная квартира на пятом этаже дома из крупного желтого кирпича — некогда эти дома принадлежали Управлению делами ЦК, и Петр подумал, что, может быть, за долгие годы их разлуки она переехала сюда с Ленинского, где жила много лет назад?

Неприятным сюрпризом для него оказалось, что Ирина жила не одна — нет, дома никого не было, но под вешалкой Меркулов приметил теплые серые шлепанцы большого размера; в ванной, куда его проводили вымыть руки, на полочке кроме пенальчиков с помадой, коробочек с тенями и тюбиков крема стояли несколько бутылочек импортного мужского одеколона и флакон дезодоранта. А в решетчатом ящике для белья он заметил приготовленную для стирки белую мужскую рубашку. Все это ему стало крайне неприятно и даже обидно, словно в детстве, когда тебе обещают роскошный, желанный и долгожданный подарок, а потом с кислой миной подсовывают вместо него какую-то сущую ерунду. Но что поделать — жизнь есть жизнь, а задавать лишних вопросов он не хотел.

Ирина быстро накрыла стол в гостиной. Вернее, небольшой столик — как раз на двоих, — выставив на него хрустальные рюмки, бутылку шведской водки и вазочки с закусками. На широком подоконнике Петр заметил клетку с чижиком — веселая певчая лесная птичка скакала по жердочкам, раскачивалась на трапеции и косила черной бусинкой глаза на незнакомца, прежде чем решилась выдать нежную, щемящую сердце трель.

— Подарок Ояра, — Ирина неслышно подошла сзади к рассматривавшему клетку с птичкой Петру и положила руки ему на плечи. — Его зовут Танька. Ты же, наверное, помнишь, Юри всегда любил делать странные и неожиданные презенты.

— Танька? — не оборачиваясь переспросил Петр. — Но чижихи не поют! А это явно молодой чиж. Давно он у тебя?

— Не-а, — она ласково развернула его и, чуть коснувшись щеки горячими губами, повела к столу. — Просто Ояр назвал его как-то очень чудно, не по-русски, может, по-своему? Но похоже на Таньку. Правда, Танька?

Чиж ответил на голос хозяйки заливистой трелью и начал старательно чистить перышки.

— Давай не будем обижать его память, — Ирина сама разлила водку по рюмкам. — Мы с тобой знали Ояра лучше всех, даже лучше его Лидии, поэтому выпьем за то, чтобы земля ему была пухом. Ну, не смей отказываться!

Меркулов взял рюмку и поглядел ей прямо в глаза: они говорили ему совсем о другом — не о памяти ушедшего Ояра, а об их собственной памяти, за которую она и призывала его выпить. И глаза Ирины обещали ему многое.

«Мы словно догоняем друг друга на карусели, — подумал он, — и никак не можем догнать».

Выпив водку, он попросил ее принести еще одну рюмку, сам наполнил ее и прикрыл тонким кусочком черного хлеба.

— Вот теперь и душа Ояра с нами.