Казнь без злого умысла

Аркадий Игнатьевич освободился, отбыв две трети определенного ему судом срока. В Москву возвращаться не захотел: обиделся и на жену, подавшую на развод, как только его осудили во второй раз, и даже не приехавшую поговорить и объясниться; и на своих коллег, не заступившихся за него и сразу поверивших, что Аркадий Тарасевич – мздоимец и шантажист. В общем-то, для обид основания у него были. За время, пока Тарасевич сидел в СИЗО, выдавая книги подследственным и подсудимым, произошло немало перемен. Умер Брежнев, наступила эпоха Андропова, потом эпоха Черненко, а когда профессор освободился, уже шла перестройка Горбачева. Руководство Перовской области неоднократно менялось за эти годы, а следом за ней менялись и руководители предприятий и учреждений. Теперь Перовской зверофермой командовали совсем другие люди, к которым у Аркадия Игнатьевича не было личных претензий. И он пошел туда работать, чтобы продолжать то единственное, что было интересно ему в этой жизни: исследовать, изучать и экспериментировать, чтобы разработать самый оптимальный и при этом самый доступный по ресурсам рацион кормления пушных зверей.

В 1992 году давний знакомый Аркадия Игнатьевича приватизировал зверосовхоз в Вербицке, создал ООО и пригласил Тарасевича на должность главного зоотехника. На этой ферме профессор и проработал до самой смерти в 2005 году, не дожив буквально месяца до своего девяностолетия. Он активно продолжал заниматься проблемами кормления пушных зверей, ибо натуральные корма становились все хуже и хуже, много экспериментировал с биодобавками, рассчитывал варианты дозировок, комбинаций и режима кормления. Тарасевичу удалось добиться отличных результатов, и, при нарастающем дефиците хороших кормов, норки на Вербицкой звероферме выживали и плодились намного лучше, чем в других хозяйствах.

Две судимости и два отбытых срока сделали из Аркадия Игнатьевича человека нелюдимого, малообщительного и неприветливого. Единственным, с кем он общался постоянно и с удовольствием, был молодой ветврач Илья Чураков, который тянулся ко всему новому и обладал неукротимой жаждой знаний. Главный зоотехник и ветврач много времени проводили вместе, что-то обсуждали, иногда Чураков даже ночевал у профессора, когда им нужно было придумать очередной эксперимент или проанализировать полученные результаты.

Аркадия Игнатьевича многие на ферме не любили, но ценили и уважали, отдавая ему должное как специалисту высочайшего класса. Поговаривали, что Тарасевич писал какую-то книгу по истории пушного промысла и пушного звероводства в России, но написал или нет – неизвестно, хотя знал про это очень много, рассказывал ветеринару Чуракову, а тот после смерти профессора охотно делился полученными знаниями со всеми, кому было интересно, постоянно ссылаясь на своего учителя.

Все это было занятно, но… Не давало никакого ответа на вопрос о том, действительно ли Аркадий Игнатьевич Тарасевич познакомился с Дмитрием Голиковым во время отбывания наказания и почему навещал его в психоневрологическом интернате.

* * *

Едва погрузившись в сон, Настя вдруг проснулась: ей показалось, что открылась дверь, соединяющая ее номер с номером Короткова. Так и оказалось: Юркин силуэт маячил на фоне окна.

– Ты чего? – испуганно спросила она.

– У тебя обезболивающее есть? – страдальческим голосом проговорил Коротков. – Какое-нибудь посильнее. Зуб запарил, начал болеть после обеда, я думал, сам пройдет, а он разошелся вовсю, заснуть не могу.

– Так ты поэтому был такой злой? – догадалась Настя. – Чего ж сразу не сказал?

Она зажгла бра и потянулась за халатом, лежащим в ногах.

– Я надеялся, что успокоится, не в первый же раз. А он уже дергать начал, – пожаловался Юрий, деликатно отступая в ту часть гостиной, из которой не просматривалась спальня.

– Дергать? Иди одевайся быстро! – скомандовала Настя. – Сейчас узнаем, где здесь круглосуточная стоматология.

– Да откуда здесь круглосуточная…

– Город – почти миллионник, наверняка есть! Хотя бы коммерческая должна быть.

– Я не поеду! – Коротков не на шутку испугался. – Дай таблетку, лучше две, и все пройдет.

– Не пройдет, – зловеще пообещала она. – Если дергает, то точно не пройдет, только хуже станет. Давай, Коротков, не трусь, укольчик сделают – и ничего не почувствуешь.

Настя позвонила портье, которая, судя по голосу, крепко спала, выяснила, куда можно обратиться среди ночи с острой зубной болью, и попросила вызвать такси. По длинному гостиничному коридору Коротков плелся за ней, как овца, которую ведут на заклание. Машина уже ждала их у входа, водитель, услышав адрес, понимающе кивнул:

– Знаю. Минут пять – и будем на месте, сейчас дороги пустые.

Настя почему-то была уверена, что ночью в дежурной стоматологии пациентов не будет. Как же она ошибалась!