Казнь без злого умысла

– А это, Витя, именно для того, чтобы написать вроде бы правду, но чтобы из всей этой правды ты зафиксировал внимание только на градусах и валенках. На самом деле, ни «минус двадцать восемь», ни «валенки» фактической правдой не являются, это всего лишь предположение о том, что если будет такой сильный мороз, то человеку, может быть, придется надеть валенки. Если и может быть, понимаешь, в чем фокус? А ты воспринял это как доказанный факт, как данность. Есть такое правило: чем больше слов в предложении, тем дольше вязнет в нем сознание. Фраза такая сложная, многокомпонентная и перегруженная, что ты из нее усвоил только две позиции: «минус двадцать восемь» и «валенки». Про то, что человек любит гулять, что он боится заболеть, что он считает себя разумным и понимающим, предусмотрительным и осторожным, что он ожидает усиления морозов, то есть все, что действительно является правдой, – про все это ты прослушал, пропустил мимо ушей, мимо сознания. Для того чтобы текст был доходчивым, предложения должны быть сложными, но минимальной структуры: два, максимум – три простых предложения в составе одного сложного. Например, «в сильный мороз я надеваю валенки, потому что боюсь простудиться». Понятно?

– Ну. Не тупой же. И к чему это все?

– Юрка вернется – объясню, – пообещала Настя. – Просто мне нужно было проверить себя. А то вдруг мне чего-то там показалось, а на самом деле все не так.

Егоров снова прикрыл глаза, а Настя проработала еще один абзац. Чтобы утвердиться в своих догадках, нашла в интернете другие публикации по проблемам экологии, авторы которых – серьезные ученые и публицисты с именем. Да, в этих текстах все иначе. Не так, как в текстах с Вербицких сайтов. Есть понятие фрейма – условных рамок, в которые помещается значение слов и в которых эти слова воспринимаются. Если использовать в тексте по экологической проблематике такие словосочетания, например, как «учитывая долговременные последствия» или «для будущих поколений», то человек, читающий текст, будет рассматривать проблему именно так: как глобальную, решение которой важно для его дальнейшей жизни и для благополучия его потомков. Если же эти или подобные конструкции не использовать, а вместо них применять слова «сегодня» и «сейчас», внимание читателя или слушателя окажется сосредоточенным на сегодняшнем дне и нынешнем неблагополучии. Именно этот вариант четко просматривается в текстах, посвященных убийствам экологов и их работе в лаборатории. Что это? Неумение авторов правильно подать проблему? Случайность? Или намеренное действие, имеющее в теории нейролингвистического программирования название «рефрейминг контекста и содержания»?

Она открыла табличку, которую составляла сама для себя по мере проработки текстов. За каждым длинным, тяжелым и совершенно неудобоваримым предложением следовало более короткое, простое и легкое для восприятия. И в этом более коротком и четком предложении снова звучали слова и выражения, которые в предыдущей фразе подавались всего лишь как возможность, вероятность, предположение или догадка. Элементарная технология закрепления в сознании недоказанного факта как установленного. И при этом ни слова лжи. Мастерство высокого класса!

Но зачем это нужно? Кому? С какими целями это делалось?

Настя Каменская уже не сомневалась ни в том, что ей предстоит услышать от Егорова и Короткова, ни в том, какими окажутся результаты анализа анкет.

– Вить, – снова позвала она.

– Ну? – глухо откликнулся Виктор.

– А что там с делом Милюковой? Любовника на красной машине нашел? Или другого какого-нибудь?

– Ищу. Изображаю активность. Знаешь, москвичка, я даже благодарен, что вы меня сегодня сдернули на другое дело. Хоть расслабился и отдохнул чуток, а то постоянно в напряжении. Вадик Хохлов надо мной как коршун кружит, взгляд вправо, взгляд влево – уже побег. За каждым словом следить приходится. Не моргнешь лишний раз. Он в этом деле плотно повязан. Я ж сегодня под вашим прикрытием еще одну штуку успел проверить.

Егоров поднялся, поставил ноги на пол, сел, потер помятое лицо ладонями. Он выглядел уставшим и каким-то опустошенным. Человеком, которому все надоело и больше ничего не интересно.

– Письма эти с угрозами, которые мы в столе у Милюковой нашли…

– Да, помню. И что с ними не так?

– Криминалисты сказали, что на них пальцев Милюковой нет.

– А чьи есть?

– А ничьих нету. Кроме пальцев того, кто их из стола при обыске вытаскивал. Точнее, там полно каких-то невнятных следов, но, как говорится, к идентификации не пригодных.

– А кто их из стола вытаскивал?

– Угадай с трех раз, – хмуро усмехнулся майор.

Значит, капитан Хохлов. Это очень похоже…

– Но как? – спросила Настя удивленно. – Ты же там тоже был, и следователь ваш был, и понятые в дверях стояли. Неужели никто не заметил?