– Это, Игореха, наша «охранная грамота». Нам всем невероятно повезло. Димка брал с каждого трупа что-нибудь себе на память. Брал потихоньку, тайком от нас, пока мы не видели. У него с головой уже тогда было не все в порядке, просто мы по молодости не заметили, не поняли. Эту коробочку он дома хранил, а когда после отсидки его в психушку засунули, взял с собой. И с тех пор с ней не расставался. Ее в интернате все видели. И легко подтвердят, что это Димкины вещи. И все трупы можно будет списать на него. Никто даже сомневаться не станет, на Димке уже есть доказанное убийство с изнасилованием, и диагноз у него тоже есть. А самого Димки нет. Даже если ферму ликвидируют, здания и сооружения снесут, а фундаменты вскроют, даже если вторая заколка Юлькина еще не сгнила за тридцать пять лет и ее там найдут, я вовремя вспомню, что точно такая же заколка лежит среди вещей, принадлежавших моему покойному другу детства. Я навещал его в интернате, я его хоронил, я же и забрал его вещи, часть которых оставил себе на память. Все можно подтвердить. О том, что он совершил четыре убийства, не знали ни ты, ни я, ни Костик. И никто, – слышишь, Игореха! – никто и никогда не докажет обратного. Так что трасса с севера нам не страшна. А вот трасса с юга опасна лично для меня. Я подыхать пока не готов, знаешь ли. Знаю, что ты сейчас скажешь, знаю. – Ворожец скупо улыбнулся. – Что моя борьба за северную трассу будет стоить Костику места мэра, а тебе – места начальника УВД. Да, согласен, и политическая карьера Костика, и твоя служебная карьера пострадают. Но вы в любом случае останетесь живы и как-нибудь устроите свои дела. А лично для меня моя собственная жизнь дороже, чем ваши карьеры. Уж не обессудь. – Он картинно развел руками. – Я все сказал. Теперь я готов выслушать, какая я сволочь и как ты во мне разочаровался. Только давай быстрее. И пойдем ужинать.
«Каждый из нас может предать…» Именно эти слова и произнес тридцать пять лет назад Петька Ворожец. Произнес дня через три после того, как измученный ревностью, исстрадавшийся пьяный Костя Смелков убил бросившую его Юльку, которая заявила, что рядом с ним, постоянно нетрезвым работягой со стройки, у нее нет будущего и свою жизнь она будет строить отдельно, в столице, в театральном институте. Убил и бросил в котлован, вырытый под фундамент одного из зданий будущей зверофермы.
Они все тогда плохо соображали, пили не просыхая. И Петькины слова восприняли как руководство к действию, не обдумывая. Никто не хотел показаться слабаком. И никто не хотел, чтобы его заподозрили в предательстве «настоящей мужской дружбы».
Фундамент залили в котлован, ферму построили. И никто никогда не узнал бы о спрятанных трупах, если бы не возникла опасность, что ферму ликвидируют и все постройки снесут. Все силы мэра и начальника УВД были брошены на то, чтобы не допустить строительства трассы на севере района. Если найдут останки – первым делом будут искать и отрабатывать тех, кто в тот момент работал на строительстве. Вспомнят про Диму Голикова. А вдруг окажется, что он кому-то рассказал об их отвратительной тайне? Конечно, Димка псих, кто ему поверит? Но все равно страшно: а если тот, кому он рассказал, хоть и не поверил, но запомнил? Вот старик со зверофермы, профессор, ездил же к Димке в интернат… Зачем ездил? Чем Димка ему так приглянулся? О чем рассказывал, какими секретами делился с этим профессором, пока они вместе срок мотали? А ветеринар Чураков, друживший с Тарасевичем и проводивший с ним много времени? Бог мой, сколько усилий было потрачено! И сколько грехов взято на душу…
И еще до вчерашнего дня Смелков и Баев были уверены, что в этой борьбе их не двое. Их трое. С ними Петр Ворожец.
«Каждый из нас может предать…»
– Димка умер два года назад, – пробормотал Баев. – Ты его хоронил. И вещи забрал. Значит, все эти два года ты знал, что никакой опасности нет? Ты все это еще тогда придумал?
– А я вообще парень сообразительный. Удивлен?
– Ты знал, – продолжал Баев. – И спокойно смотрел, как мы с Костей с ума сходим от страха, что все вскроется. Тебе нравилось на это смотреть, да? Ты хотел быть главным. Ты хотел быть выше нас, сильнее нас. Ну что ж, у тебя это получилось. Ты ведь не просто смотрел, как мы дергаемся, ты не останавливал меня, когда я делал то, что делал. А я много чего сделал для того, чтобы выяснить, не проболтался ли Димка профессору, с которым вместе сидел, о нашей ферме. С ветеринаром этим, с рукописями профессора… Вы с Костиком оставались в стороне, все в белом, один я в дерьме по уши.