Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649

Наверное, Хью Питера можно было пожалеть больше всех. Да, он радовался смерти короля, но на самом деле не сделал ничего, чтобы добиться ее. Суетность в состоянии воодушевления и чтение безжалостных проповедей не равносильны убийству. На суде целый спектакль был разыгран вокруг бытовавшей в народе легенды, что он сам был палачом. Это он отрицал. Он также отрицал, что приказал вбить скобы на эшафоте, чтобы привязать к ним короля, если тот окажет сопротивление. Но надежды на оправдание у него не было. Он был слишком тесно связан с убийцами короля и для многих стал символом лицемерного рьяного святоши. Его внешний вид тоже играл против него. Бедный «Джек Пуддинг» Питер был слишком толстым и хорошо откормленным, слишком грубым и краснолицым, чтобы вызвать жалость. Он также физически был трусом, и знал это, и боялся, что опозорится в самом конце. Тем не менее встретил свой ужасный конец с неожиданным мужеством и даже некоторым достоинством.

Из всех убийц короля именно фанатик Томас Харрисон произвел самое глубокое впечатление во время суда и казни. Он мало извлек выгоды из победы армии. Харрисон был одним из тех, кто с ненавистью отнесся к правительству Кромвеля, так как надеялся – и верил в это – на тысячелетнее правление святых на земле. Но и по-прежнему верил, что умерщвление короля произошло по воле Божьей, что бы ни случилось после нее.

«Я здесь не для того, чтобы отрицать что-либо, – сказал он судьям, – а скорее для того, чтобы вывести все на свет Божий… Это все делалось не в углу. Я верю, что это отзовется в большинстве стран. Я верю, что в своих сердцах некоторые почувствовали страх от того присутствия Бога, который испытывали его слуги в те дни… Я не следовал своему суждению, я сделал то, что сделал по совести перед Господом… Может, я немного ошибался, но сделал это в соответствии со своим пониманием, желая сделать открытую мне волю Божью в Его Священном Писании своим руководством к действию».

Он говорил еще некоторое время, прежде чем судья прервал его: «Знаете ли вы, где находитесь, сэр? Вы находитесь на собрании христиан. Вы хотите сделать Бога инициатором ваших предательств и убийств?»

И тогда Харрисон, наряду с небесной, назвал мирскую власть, санкционировавшую суд над королем: парламент Англии и его палата общин. Он назвал весомую причину казни короля – то, что он начал войну против своего народа и пролил его кровь. Он знал, что все это не имеет значения, и не надеялся ни на что, кроме смертного приговора. По крайней мере, он высказался; он не отрицал своих действий и был по-прежнему убежден, что «присутствие Бога… ощущали его слуги в те дни».

Он пошел на смерть хладнокровно, став первым из убийц короля, который принял страдания. Толпа была враждебна и насмешлива. «Где же теперь твое доброе старое дело?» – насмехались люди. «Здесь, в моей груди, – ответил Харрисон, – и я скреплю его своей кровью». Его мужество поразило и впечатлило зрителей, и позднее среди пророков, у которых все еще были последователи на беднейших лондонских улицах, стала циркулировать история, что он вскоре восстанет, чтобы судить своих судей, и принесет на землю власть святых.

Но постепенно яростный фанатизм ушел в подполье, политическое потрясение улеглось. Смерть короля сама по себе стала видеться более пугающей, чем ее последствия. Через пятьдесят лет о судьбе короля Карла люди уже не помнили как о части своего прижизненного опыта; у последующих поколений ужас, волнение, ликование или боль тех январских дней превратились в материал для политических споров или драматического воображения.

Другие люди других вероисповеданий и с другими интересами стали приспосабливать эту историю к своим политическим, моральным или религиозным нуждам, стали почитать короля Карла или осуждать его, стали восхищаться убийцами короля или ненавидеть их. Во время других революций и гражданских войн имена короля и Кромвеля стали ключевыми словами для партий и учений, которые ни король, ни Кромвель не поняли бы. Самое реальное в их положении – руководство Божие – стало наименее реальным для последующих поколений.

«Это человек, против которого свидетельствовал Господь», – сказал Кромвель.

Но король прочел волю Всемогущего в другом смысле и был так же уверен в том, что Бог с ним.