Настал день, когда Ратибор торжественно сообщил, что Митчитрия родила сына. Фео порадовался за молодых родителей, но в душе понимал, что пропасть между ним и возлюбленной выросла до размеров бескрайней.
— А как назвать, мы ещё не решили. Что предложишь? — резко спросил Ратибор, едва сообщил о своём отцовстве.
–Ну… Гиддеон, например.
— Слушай, а ты другие имена-то знаешь?
Всё-таки назвали Гиддеоном.
Пока Митчитрия нянчилась с маленьким Део, Фео учился. Преподаватели-магикорцы хвалили его за тонкую магию, а Ратибор — за владение мечом. Уже не так просто обидеть прежде пугливого юнца. Он ещё слышал про себя «безродный», но лишь издали. Даже сверстники не смеялись над Фео, потому что чувствовали — он окреп. Только в душе тлела тревога. Поспешный выбор часто казался неправильным, и потому, думал Фео, с алхимией ничего не выходит. Теперь он привязан к Магикору и его тонкой магии, но за всё время обучения Фео так и не смог ответить на вопрос — действительно ли он хочет того, что делает.
Чьи-то мерные шаги возвратили Фео из недр памяти. Магикорцы прошли мимо, бросив на него подозрительные взгляды. Неудивительно.
Магистр по-прежнему не звал, и Фео вновь задумался. Вчерашний день стал итогом всего, через что Фео прошёл за четыре года.
Уже восемнадцатилетним юношей он предстал перед комиссией и показал ей всё, на что способен: и невидимые путы, и короткую телепортацию, и ходьбу по воздуху. Магикорцы одобрительно кивали, и только Теврон источал злобу. Несколько раз повторил: «За лишний курс и свинья может научиться всему, что показывает этот переросток». Никто заведующему образовательным процессом не возражал, а одобрение постепенно сменилось равнодушным принятием. Фео начал волноваться: всё же от решения комиссии зависела не только его судьба, но и судьба отца. Наконец Теврон поднялся с места и объявил:
— Что ж, Феонгост, неплохо. Будь тебе шестнадцать, я, может, и поставил тебе высший балл. Однако ты, так сказать, имеешь преимущество перед своими одноклассниками, потому я назначу тебе ещё одно испытание. Принесите Осколок!
Фео едва устоял на ногах. В глазах потемнело, а аудитория закружилась. Когда он взял себя в руки, то понял, что остальные магикорцы испытали то же самое.
— Теврон, при всём уважении, так нельзя! — воскликнул его заместитель Иерофант. — Есть регламент…
— Когда Осколок забирал Гиддеон, кто-то из вас вспомнил про регламент? — Теврон злобно скалил острые мелкие зубы. — Что до мальчишки, то в его возрасте уже учатся работать с Зеркалом! Этот и так отстал!
Иерофант аж с места вскочил.
— Это опасно! Осколок нельзя давать неподготовленному!
Теврон тоже поднялся, и, не меняясь в лице, произнёс:
— Жаль, что Гиддеон не задавил тебя, как своего соперника! Много ты перечишь начальнику! Эй, — махнул он рукой, — несите Осколок.
Больше никто не спорил. Фео же объял ужас: Осколок Прошлого… Дар людям от разбитого, ослабленного Зеркала, впитавший в себя часть его былой мощи. Теперь он окажется в руках Фео, который понятия не имеет, что с ним делать.
«Доложите магистру», — донеслось до слуха Фео, и стало ещё страшнее.
Ожидание затянулось. Фео надеялся, что всё обойдется, но жуткая улыбка Теврона не давала покоя. Наконец в аудиторию вошел магикорец в белых одеждах — тот, кто постоянно работал со Временем. В руках он держал тёмную деревянную шкатулку, и совершенно спокойно передал её Теврону, который улыбнулся ещё противнее:
— Вот, — сказал он, открыв крышку и достав осколок зеркала шириной примерно в три пальца и длиной в ладонь, — твоё последнее испытание.
Фео подошёл и дрожащей рукой взял Осколок.
— Что мне с ним делать?
— Пусть Время воскресит тот день, когда Гиддеон подобрал тебя! Справишься — сдашь экзамен.
Если бы Фео в эту секунду показали разложившийся труп, он бы испытал меньшее отвращение, чем при виде Теврона. Как же мерзок был этот старикашка, и как Фео его ненавидел! Он сильно сжал Осколок, и по острым краям вниз потекли кровавые капли. Кто-то пролепетал:
— Теврон, а как же техника безопасности? Не меньше двадцати метров…
— Мальчишка ничего не сможет, тупые вы трусы!
«Прошу тебя Время, — взмолился Фео, — ведь ты не магикорцам принадлежишь, а всем людям! Прошу не ради себя, но ради отца, смилуйся не надо мной, а над ним!»
«Жаль, что Гиддеон не задавил тебя, как своего соперника», — пронеслось в его голове. Фео тяжело вздохнул. Сейчас приходилось быть собранным, как никогда. В голубых глазах по ту сторону зеркала читалось немое ожидание. «Время, тебе одному ведома истина, — продолжал Фео, — я в твоей власти».
Вдруг на зеркальной поверхности проступили колдовские руны. «Гронд Силин» — прочитал Фео. Вихрь времён.
— Вихрь времён! — крикнул Фео, вскинув руку с Осколком.
Зал поглотил белый свет, и на миг зрение Фео пропало. Когда вернулось, он увидел перед собой пристань и рыбацкие домишки. Речной поток проходил сквозь зелёные одежды, и Фео понял, что не воплотился в этом месте.
К иве, чьи корни были наполовину утоплены в реке, осторожно подбирался Гиддеон. Фео окликнул его, но отец не услышал. Силинджиум не давал вмешиваться в историю.