Казнь на Вестминстерском мосту

— К миссис Этеридж? Но у нас нет миссис Этеридж, сэр. Он… он вдовец. Уже давно, до того как я поступил сюда. Есть только мисс Хелен, его дочка, — то есть миссис Карфакс — и мистер Карфакс.

— Тогда зови всех: дворецкого, камеристку и мистера и миссис Карфакс. Сожалею, но мне нужно переговорить со всеми.

Питта проводили в малую гостиную, строгую комнату в темно-зеленых тонах. В хрустальной вазе от «Лалик» стояли ранние весенние цветы, на стенах висели картины, и как минимум одна из них — Питт это точно знал — была подлинником Франческо Гуарди. [12]Убитый Вивиан Этеридж обладал не только тонким вкусом, но и большими деньгами, которые позволяли ему удовлетворять любовь к прекрасному.

Прошло почти пятнадцать минут, прежде чем в комнату вошли Джеймс и Хелен Карфакс, бледные, в халатах поверх ночных сорочек. Дочери Этериджа было около тридцати, она унаследовала от отца аристократический овал лица и красиво изогнутые брови, однако форма ее рта была мягче, а изящная линия скул и шеи если не делала ее красавицей, то говорила о богатом воображении и, возможно, чувственности, которая не проявлялась во внешности ее отца. Цвет ее густых волос был обычным, без какого-либо глубокого оттенка; разбуженная среди ночи и сраженная обрушившимся на нее известием, она была бледной и вялой.

Джеймс Карфакс, стройный и худощавый, был значительно выше жены. Роскошная темная шевелюра подчеркивала красивый разрез широко поставленных глаз. Он мог бы считаться красивым, если бы в его облике было больше силы и меньше мягкости. Его рот отличала удивительная подвижность: губы были готовы в любую минуту раздвинуться в улыбке или скривиться в недовольной гримасе. Он обнимал жену за плечи и с ожесточением смотрел на Питта.

— Я искренне сожалею, миссис Карфакс, — заговорил Томас. — Надеюсь, вас немного утешит тот факт, что ваш отец умер сразу и, судя по спокойному выражению на его лице, не успел ни испугаться, ни почувствовать боль.

— Спасибо, — с трудом произнесла она.

— Возможно, вам стоило бы присесть и велеть камеристке принести вам что-нибудь укрепляющее? — предложил Питт.

— В этом нет надобности, — отрезал Джеймс Карфакс. — Теперь, когда вы сообщили нам эту весть, моя жена удалится в свою комнату.

— Если желаете, чтобы я вернулся завтра утром, — сказал Томас, глядя не на Джеймса, а на Хелен, — я так и сделаю. Однако чем скорее вы дадите нам все возможные сведения, тем больше будет вероятность того, что мы арестуем виновного в этом страшном преступлении.

— Чушь! — возмущенно воскликнул Джеймс. — Нам нечего рассказать вам! Совершенно очевидно, что тот, кто убил сэра Локвуда Гамильтона, все еще на свободе и убийство моего тестя — его рук дело. Вам следовало бы поохотиться за ним — или за ними — на улицах. Это либо маньяк, либо заговор анархистов. Так или иначе, в этом доме вы не получите ничего, что могло бы дать вам направление в расследовании!

Питт привык общаться с шокированными родственниками и знал, что иногда первый приступ скорби выливается в гнев. Очень многие борются с болью, подавляя ее какой-нибудь бурной эмоцией. Чаще всего — желанием обвинить в случившемся кого-то еще.

— Как бы то ни было, я обязан спросить, — не отступал инспектор. — Возможно ли, что преступником двигали личные мотивы, что нападавшего вела политическая вражда…

— Против обоих, сэра Локвуда и моего тестя? — Темные брови Джеймса взлетели вверх, а в его голосе прозвучало сомнение, смешанное с сарказмом.

— Я должен вести расследование, сэр. — Питт твердо выдержал его взгляд. — Я не вправе заранее решать, каким должен быть исход. Иногда убийца просто копирует преступление в надежде, что в обоих случаях обвинят того, кто совершил первое.

Джеймс потерял и так довольно хрупкое самообладание.

— Вероятнее всего, это анархисты, и у вас просто не хватает умения поймать их!

Питт проигнорировал колкость. Он обратился к Хелен, которая последовала его совету и села на краешек широкого, как лес, дивана. Она ссутулилась и обхватила себя руками, словно ей было холодно, хотя тлеющие в камине угли давали достаточно тепла.

— Есть ли другие родственники, кому следовало бы сообщить об этом? — спросил он.

Она покачала головой:

— Нет, я единственный ребенок. Мой брат умер несколько лет назад, ему было двенадцать. Мама умерла вскоре после него. У меня есть дядя в Индийской армии [13], но я сама напишу ему через пару дней.

Значит, она все унаследует. Питт, конечно, собирался это проверить, однако его чрезвычайно удивило бы, если бы Этеридж отписал все постороннему человеку.

— Итак, ваш отец вдовствовал уже несколько лет.

— Да.

— Он подумывал о том, чтобы снова жениться? — Таким тактичным способом Питт хотел выяснить, не было ли у Этериджа любовных связей. Он надеялся, что Хелен поняла истинный смысл его вопроса.

Слабая улыбка оживила ее лицо и тут же угасла.

— Нет, насколько мне известно. Но это не значит, что некоторые дамы не рассматривали такую возможность.