О принятом решении нам вскоре сообщил сам Майкрофт, явившись на Бейкер-стрит в сопровождении Лестрейда. Стоял ясный день, который ничто не омрачало, кроме этого визита. Инспектора уже проинструктировали, и теперь он был готов в подробностях обсуждать план работы полиции в день коронации — 2 августа. Что мог бы сделать Шерлок Холмс, дабы поспособствовать наилучшей защите королевских бриллиантов, нашего национального достояния, во время церемонии в Вестминстере?
— Сесть в это кресло с трубкой и книгой предсмертных мемуаров какого-нибудь выдающегося преступника, — ответил мой друг без тени улыбки. — Замечу, что стиль француза по прозвищу Синяя Борода кажется мне куда занимательнее манеры английских мужей-убийц.
Лестрейд побагровел, утратив дар речи, но главный советник по межведомственным вопросам не растерялся.
— Так не пойдет! — проревел он, воззрившись на своенравного младшего брата. — Я дал слово, что ты обеспечишь защиту регалий!
— Это было твое слово, а не мое, — спокойно проговорил Шерлок Холмс.
— Но отчего? Боже мой! Почему ты отказываешься?
— Потому что мне нет нужды без пользы увиваться вокруг высокопоставленных особ. К тому же назревает одно весьма интересное преступление. Если оно совершится, все газеты будут писать лишь о нем. Коронация здесь ни при чем — это я знаю точно.
— Что именно ты знаешь?
— Об этом догадался бы любой дурак, не говоря о тех, кто обладает некоторой наблюдательностью и толикой здравого смысла. Будет предпринята попытка ограбления. Вещь, которую собираются украсть, и имя вора мне известны. Кроме прочего, я отличаюсь от любого дурака тем, что знаю, где и когда будет совершено преступление. Время я рассчитал с точностью до пяти минут.
— До пяти минут?!
— Ну хорошо. Скажем, до десяти. Вопрос лишь в том, как скоро преступник соберется с духом, чтобы осуществить задуманное, а за его нервы я не ручаюсь. Так или иначе, будет лучше, если вы с Лестрейдом предоставите все это мне.
— Хотя бы скажи мне, кто, когда, кого и как собирается обокрасть!
— Нет.
Я не смел даже словом обмолвиться о «Королеве ночи». А Майкрофт Холмс прямо-таки раздулся от гнева:
— Напрашивается вывод, что ты не доверяешь своему брату!
В тот момент я с радостью променял бы нашу гостиную на любой другой, более мирный уголок земли. Мне вдруг показалось, будто я перенесся на много лет назад, в детскую Майкрофта и Шерлока, и присутствую при их мальчишеской ссоре.
— Я всецело доверяю тебе, — ровным голосом процедил мой друг.
— Видимо, не настолько, чтобы посвятить меня в план предотвращения злодеяния, в чем бы оно ни заключалось!
Шерлок Холмс в упор посмотрел на разгоряченного брата и очень тихо проговорил:
— Если ты так думаешь, Майкрофт, то ты ровным счетом ничего не понял. Я не собираюсь «предотвращать злодеяние», напротив, намерен изо всех сил подталкивать преступника к попытке его совершения. Я должен расквитаться с личным врагом, и ограбление здесь всего лишь повод, не более. Другого способа я не вижу.
Вероятно, Лестрейд рассказывал Майкрофту Холмсу о вспышках политического вольнодумства, порой случавшихся с его братом, поэтому главный советник по межведомственным вопросам спросил:
— Тебе снова взбрела в голову какая-то чушь? Надеюсь, ты не решил украсть бриллианты из короны и возвратить их индусам?
Шерлок Холмс покачал головой:
— Нет. Если бы дело обстояло так просто, я все рассказал бы тебе и даже пригласил бы поучаствовать в столь приятной миссии. Но у меня есть веская причина отказаться от твоего поручения. Я уже пообещал мистеру Холдеру обеспечить на время торжеств безопасность лорд-мэра Лондона в Мэншен-хаусе. Ты же не хочешь, чтобы я оказался меж двух огней?
Это было для меня новостью: я не знал, что мой друг снова виделся с Холдером.
— Шерлок, я не вижу здесь конфликта интересов! — зловеще проговорил Майкрофт Холмс.
— И все-таки я говорю «нет».
Чаша терпения главного советника по межведомственным вопросам переполнилась. Не проронив ни слова, он ринулся прочь из нашей гостиной. Лестрейд поспешил за ним, и вскоре кеб увез Майкрофта в летние сумерки. Если Шерлок Холмс принял решение, никто не мог его переубедить.
Когда посетители уехали, я, видя на лице своего друга огорчение и досаду и желая отвлечь его, снова заговорил о «Королеве ночи»:
— Удивительно, не правда ли, что такая роскошная вещь создана лишь для того, чтобы украшать ворот мантии?
Несколько минут назад Холмс принялся просматривать вечернюю газету. Теперь он ее отложил и, поднявшись с кресла, беспокойно заходил по комнате: