Казнь Шерлока Холмса

— Дорогой Лестрейд, одолжение делаю я, а принимает его английская судебная система. Чем это обернется, зависит от человека, который сейчас сюда войдет. Если он действительно зарезал несчастную женщину, то заслуживает казни, в противном случае его надо помиловать. Мой разум свободен от предубеждений, как и ваш, надеюсь. Моя цель — собрать улики и свидетельства, которые докажут вину либо невиновность Гардинера. Вы, соответственно, доложите о них вашему начальству или генеральному стряпчему. Это все, о чем я вас прошу.

— На мой взгляд, подобные вещи — прерогатива суда, — ответил Лестрейд, устало пожав плечами.

Взяв один из простых деревянных стульев, он сел и разложил перед собой свои записи.

— Зная о вашей любви к справедливости, я скорее доверю судьбу этого человека вам, чем присяжным, — тихо сказал Холмс.

Последняя реплика, казалось, подействовала на Лестрейда, и на протяжении следующих нескольких минут он не проронил ни слова. Холмс, Уайлд и я уселись рядом с ним, оставив один свободный стул в дальнем конце стола.

Как только мы заняли свои места, дверь отворилась и два конвоира ввели в комнату человека в наручниках. Уильям Гардинер, чья жизнь теперь зависела от нашего решения, оказался высоким, хорошо сложенным мужчиной тридцати четырех лет с ясными глазами, черными волосами и бородой цвета воронова крыла. Его можно было принять за испанца. Позже выяснилось, что он происходил из тех трудолюбивых гугенотов, которые два века назад бежали в Суффолк из Франции, спасаясь от религиозного преследования.

Мы заранее договорились о том, что ведение допроса Эрнест Уайлд предоставит Холмсу и Лестрейду. Подняв глаза на заключенного, мой друг спокойно проговорил:

— Пожалуйста, садитесь, мистер Гардинер.

Повисла пауза. Подследственный не выказал явных признаков волнения, но, вероятно, был тронут тем, что впервые за много месяцев к его фамилии прибавили слово «мистер». Несмотря на наручники, Гардинер без посторонней помощи отодвинул стул и сел. Когда Холмс посмотрел ему в глаза, он не отвел взгляда. Этот человек держался очень уверенно, хотя и не враждебно.

— Меня зовут Шерлок Холмс. Джентльмен, что сидит справа, — инспектор Лестрейд, слева — мой коллега доктор Ватсон. С мистером Уайлдом вы знакомы. Он сообщил вам о цели нашего приезда?

— Да, сэр, — ответил заключенный негромким, но сильным голосом, который, как оказалось впоследствии, мог дрогнуть, лишь когда речь заходила о жене и детях либо о вере. — Я обо всем знаю и безмерно вам благодарен.

Холмс откинулся на спинку стула — по моему мнению, слишком резко.

— Мы здесь не затем, чтобы выслушивать от вас изъявления благодарности, а для того, чтобы добиться справедливости. Если вы невиновны, я сделаю все, что от меня зависит, для вашего оправдания. Но если вы убили, заявлю об этом открыто.

— В таком случае у нас общая цель, сэр, — проговорил Гардинер столь же тихо и твердо. — Если в результате вашего расследования будет обнаружена истина, мне нечего бояться.

Лишь после этих слов он опустил глаза и уставился на столешницу. Сидя перед осужденным в грязной темной камере, я подумал, что временами сила его духа едва ли не подчиняет себе и моего друга, и инспектора. Гардинер был либо истинным примером набожности и благочестия, либо порождением дьявола, унаследовавшим от него коварство и двуличие. Для того чтобы понять, какое из двух предположений верно, в нашем распоряжении имелось всего несколько дней.

Холмс попросил Гардинера изложить свою биографию, начиная с того, как он, один из девятерых детей нищих родителей, рожденный в работном доме, благодаря упорному труду стал бригадиром столярного цеха на пизенхолльском заводе Смита. Женившись на любящей его девушке из первометодистской общины Сибтона, что в двух милях от Пизенхолла, Гардинер принял ее веру. Постепенно он начал выделяться среди других прихожан, как ранее отличался от большинства рабочих. В свои тридцать четыре года он, сын оборванца, исполнял обязанности попечителя воскресной школы, помощника старосты, хормейстера и органиста. Правда, хор состоял всего из двенадцати человек, а орган заменяла фисгармония, на которой исполнялся нехитрый аккомпанемент песнопений. Здесь, в методистской молельне, Гардинер познакомился с Роуз Харсент. В лоно первометодистской церкви ее привел бывший жених — с ним она на тот момент уже рассталась. Девушка пела в хоре мистера Гардинера и попросила его научить ее играть на фисгармонии.

В дополнение к прочим своим достоинствам этот человек умел бегло читать и писал вполне сносно, хотя и без красивостей. Начальство настолько его ценило, что два года назад он даже заведовал павильоном завода на Всемирной выставке в Париже и присылал оттуда письменные отчеты. Как заметил кто-то из завистливых соседей, «для нищенского отродья он неплохо устроился».