Казнь за разглашение

— Да-да, я звонил вам утром. Мне сказали, что вы на интервью, услышал Берестов голос типичного кагэбэшника. — В общем-то, Леонид, я вижу, что ваша газета серьезно занимается проблемами НЛО. Я возглавляю научно-исследовательский центр «Аквариус». Это, можно сказать, единственная в стране организация, официально занимающаяся проблемами уфологии. ФСБ открестилась от летающих тарелок ещё в девяносто третьем году и передала все секретные материалы космонавту Павлу Поповичу. Он тогда возглавлял Российскую ассоциацию уфологов. Затем, когда эта ассоциация стала международной, Попович весь архив по этим явлениям передал мне.

— Вы работали в космонавтике?

— Я и по сей день служу в ВВС. Звание — подполковник, кандидат технических наук. Фамилию знаете: Заруднев. Владимир Трофимович. Моя должность председателя научно-исследовательского центра — общественная. В данный момент наш центр располагает уникальными документами о различных явлениях, происходивших на территории страны, которые никогда не публиковались.

«Знает, мерзавец, чем взять», — усмехнулся Берестов, догадываясь, что, несмотря на то что его хотят направить в определенное русло, интересной информации у него действительно много.

— К примеру, собрано много материала по загробной жизни. Причем из первых уст, от очевидцев. Российские больные, пережившие клиническую смерть, описывают тот свет совсем по-другому, чем герои доктора Моуди.

«Ага! Никак хотят низвергнуть в желтизну, — мелькнуло в голове у Берестова. — Пристроить поближе к тому свету. Ну уж дудки». И вдруг вспомнил:

— Это вы организовали в девяносто третьем году приезд в Россию Джорджио Бонджовани?

— Совершенно верно. Есть на счету нашего центра такое мероприятие. Это был второй приезд Джорджио в Россию. Первый тоже организовали мы. Так вот что любопытно: когда он приезжал в первый раз, в девяносто первом году, у него раны кровоточили только в области ступней и ладоней. Когда же он приехал двумя годами позже, кровь уже текла из того места, куда Христа ткнули копьем. В том же году у Бонджовани начал кровоточить лоб. Сейчас, должно быть, кровоточит след от тернового венка.

— Любопытно… — пробормотал Берестов задумчиво. — Извините за мою неосведомленность, но я слышал, что в какой-то из своих приездов он очень хотел встретиться с российскими космонавтами, и особенно с Коваленком.

— Это во время второго приезда. Я и организовал их встречу в Звездном городке.

— И сами присутствовали? — удивился Берестов.

— И присутствовал, и стенографировал их разговор.

— У вас есть стенограмма разговора Бонджовани с Коваленком?

— Есть.

— И можно посмотреть?

— Можно.

— И даже сфотографировать?

— Нет проблем.

Сердце Берестова замерло, как у рыси, унюхавшей добычу.

— Можно подъехать сейчас?

— Подъезжайте, — невозмутимо разрешил подполковник.

Берестов записал адрес (почему-то домашний) и, схватив фотоаппарат, рванул на метро до Ленинского проспекта.

Буквально через двадцать минут он набирал код подъезда подполковника, а ещё через минуту звонил в квартиру на четвертом этаже.

Дверь открыл мужчина, невысокого роста с тонкими бесцветными губами и пытливым взглядом. Во всем его облике чувствовалась военная собранность.

— Леонид? — произнес он сдержанно и распахнул дверь.

В комнате, куда проследовал журналист, одна стена состояла из высоких, до самого потолка, шкафов, а у противоположной — стояли диван и пианино. На журнальном столике лежало несколько картонных папок. По столу были разбросаны любительские фотографии Джорджио Бонджовани. «Подготовился серьезно», — подумал Берестов и сразу уставился на фотографии.

— Присаживайтесь, — коротко произнес подполковник, жестом указывая на диван. — Кофе или чай?

— Без разницы!

Чашки, сахарница и банка растворимого «Нескафе-Голд» тоже были неподалеку — на подоконнике. Все это мигом перекочевало на столик, а журналист все не мог оторваться от фотографий. На них Бонджовани выглядел удивительно домашним. Вот с задранной майкой — охотно демонстрирует любопытным свои кровоподтеки в области сердца. Вот он в постели на белоснежном белье с расплывшимся взором, а в это время его голову гладят тонкие женские руки. Вот он смеющийся в кругу таких же веселых и явно подвыпивших людей. Вот Бонджовани музицирует на пианино, причем на том самом, которое сейчас стоит в комнате. Берестов поднял голову и убедился, что Бонджовани играл на пианино именно в этих стенах.

— Кто это снимал? — спросил Леонид.

— Я, — коротко ответил Заруднев.

— Классно, — похвалил журналист. — Он что же, играет на музыкальных инструментах?

— Только когда на подключке, — кивнул на потолок Заруднев. — Музыке он никогда не учился. И играть в общем-то не умеет. Но когда на него снисходит, он садится за пианино и играет весьма профессионально. Вернее, не он играет, а за него играют.

— И что за музыка у него получается? — поинтересовался Берестов.

— Такой я никогда не слышал, — ответил Заруднев. — Явно что-то неземное. Это словами не передашь.

— Записи нет?