Казнь за разглашение

Лилечка была сожительницей этого пьянчужки Климентьева? Невообразимый бред! Нелепое совпадение. Тогда она была ещё школьницей. Совсем девочкой. Юное дуновение ветерка… Впрочем, — Берестов растерянно вгляделся в свое отражение — ну и лопух же отразился в этом черном, пыльном стекле! — уже не школьница. Если в восемьдесят девятом ей было тринадцать, то в девяносто четвертом все восемнадцать. А ведь Климентьева говорила, что сожительнице её сына было восемнадцать. Да нет же, нет! Преувеличила. Точнее, преуменьшила, чтобы подчеркнуть борзость молодых, да ранних. Та была челночница — грубая прожженная чувиха с обветренным лицом и мужицкими плечами, на которых висело минимум по две сумки».

Берестов даже рассмеялся, представив Лилечку с четырьмя полосатыми сумками на плечах и катящейся впереди тележкой.

Уф! Даже в жар кинуло. Нервишки надо лечить. Челночниц Берестов видел. Они все на одну морду. Ни одна из них не имела таких синих глазок и тонких белых ручек.

Однако через несколько минут эти гнусные назойливые мыслишки опять облепили больную голову журналиста. А ведь Лилечка сама говорила, что в девяносто четвертом была в Варшаве. И сожительница Климентьева в девяносто четвертом была в Варшаве. Совпадение? Впрочем, ещё неизвестно, была ли сожительница Климентьева в Варшаве. Может, она была в Люблине или Белостоке? К тому же где это видано, чтобы челночницы ходили по музеям. По рынкам — другое дело. Но по музеям — это уже слишком.

Берестов стер с лица пот и снова вгляделся в свое отражение. На этот раз оно выглядело менее олу хоподобным, но все равно не орлом. «Ну и придурок же я, — криво усмехнулся Берестов. — Только мое больное воображение могло вплести в эту историю Лилечку». Замотался! Пора на отдых. В глушь, в провинцию, в Саратов! А лучше в Лондон… Нет-нет, она слишком юна и слишком чиста, чтобы быть замешанной в эту грязную историю.

Но упрямые мысли опять лезли в голову, не позволяя спокойно вздремнуть, как остальным пассажирам вагона. А ведь Лилечка — боже мой! Берестов даже похолодел — сама сказала в «Тибете», что друзья её спивались, мужей она выгоняла, а сожители… умирали.

От этой мысли в голове образовался вакуум. Внутренний оппонент никак не отреагировал на абсурдность этого факта. Напротив, следом всплыли вчерашние слова Авекяна: «Я тебя с базара вытащил». И вдруг Берестова прострелило. Насквозь.

Ее друг, кавказец, разъезжающий на белой «Волге». И Авекян ездит на белой «Волге». Водитель кавказца долговязый и белобрысый. И Андрей, водитель Авекяна, долговязый и белобрысый. И ходит в кроссовках. А Авекян всегда в туфлях на высоких каблуках, чтобы казаться выше.

Столько совпадений сразу назвать случайными можно было только с большого бодуна. Как это ни дико звучало, но все нити тянулись к Лилечке. Да ещё поезд тащился как черепаха.

Берестов устало подумал, что, в принципе, он так мало знает Лилечку. Точнее сказать, вообще ничего о ней не знает. Когда Леонид полгода назад пришел в эту газету, Лилечка уже работала. Но у Берестова возникло впечатление, что она работала недавно и что у неё с Авекяном довольно натянутые отношения. Во всяком случае, не похоже, что они знакомы много лет. Ну да, конечно! Если рассуждать логически, она в газете не более года. Ведь до этого Иванова училась в университете.

Берестов закрыл глаза и со стоном замотал головой.

Нечего ломать голову. Сейчас он приедет и спросит у Лилечки прямо: была она сожительницей Климентьева? И еще: как давно она знает Авекяна? Конечно, девушка может поднять его на смех, но это не смертельно. Это даже прекрасно. Тогда подозрения отпадут. Хуже, если она замкнется, как тогда в «Тибете».

И вдруг Берестова прострелило повторно: так вот почему в ресторане у неё испортилось настроение: конечно же, не от тибетского вина, а от того, что она услышала фамилию своего бывшего сожителя. Ведь Леонид ей в ту минуту говорил, что раскручивает убийство шестилетней давности. А ведь точно! И Авекян на следующий день категорически запретил заниматься раскруткой этого убийства… Что же получается? Выходит… это Авекян со своим водителем Андреем грохнули сожителя Ивановой?

В это время поезд, наконец, подкатил к «Китай-городу». Людской поток поплыл из вагона, а Берестов со стеклянными глазами врос в сиденье… Черт! Она любовница Авекяна…

В области сердца что-то оборвалось и провалилось. Перед глазами возникли какие-то плавающие искры. Стало совсем душно.

Лилечка любовница Авекяна? Вот это раскрутил на свою голову! Лилечка… Черт! А может быть, даже она и разработала сценарий убийства своего сожителя. Но зачем? Ясное дело, зачем: чтобы завладеть квартирой.

Эх! Шерлок Холмс хренов! Две недели раскручивал это дело — и ни разу не пришло в голову поинтересоваться: а кто же теперь живет в квартире убитого?

Берестов поднялся и вышел из вагона. Сейчас он зайдет в редакцию и посмотрит Лилечке в глаза… Только посмотрит, и все станет ясно.