Казна Наполеона

Понемногу игроки стали разъезжаться, и игра сходила на нет. Наконец настал тот час, когда и Рябинин решил покинуть это великосветское общество. Мы условились с ним о встрече у меня дома и на этом распрощались.

Гостиная Орловых опустела, я все еще не спешил откланяться, уповая на приватный разговор с Нелли, которая, судя по всему ждала от меня каких-то объяснений, видимо, посчитав одним из своих многочисленных наивных поклонников, кружить головы которым доставляло ей огромное удовольствие. Впрочем, я не слышал, чтобы у нее был какой-то явный любовник. Хотя… Кто разберет светскую женщину?!

Нелли переоделась и снова вышла в гостиную. В этот раз она облачилась в легкое платье из льна цвета чайной розы, расшитое золотыми нитями. Елена Николаевна скользила, как нимфа, в своих легких туфлях без каблука по прямоугольным паркетным плитам.

— Яков, вы о чем-то хотите поговорить со мной наедине? — догадалась она.

— Absolument! — я согласился и присел в мягкое лакированое кресло с низким сиденьем.

Нелли позвонила, дернув за бисерный змеевидный шнур в простенке. На ее зов буквально из ниоткуда возникла молоденькая горничная в белом переднике с толстой соломенной косой, довольно высоко уложенной на затылке.

— Арина! Мороженое и фрукты! — велела барыня, хотя язык не поворачивался назвать Елену Николаевну этим русским старинным словом. Ее голос звучал по-хорошему красиво, властно. Пожалуй, на своем веку я не встречал более уверенной в себе и пленительной женщины.

Арина почти мгновенно выполнила прихоть Нелли.

— Итак, — обронила Орлова и окинула меня взглядом настоящей заговорщицы. Мысленно я усмехнулся: «Женщина до мозга костей! Ликует в душе, очередную победу празднует над смазливым ловеласом». И постарался не обмануть ее ожиданий.

Изобразив из себя мученика, состроив довольно кислую физиономию, я начал изливать свою душу, стараясь говорить как можно напыщеннее и поэтичнее:

— Я так одинок! — мне удалось выдавить из себя таинственный и печальный вздох. — Некая дама разбила мне сердце, выскочила замуж и уехала в имение с законным супругом, оставив меня предаваться любовной печали и страдать. Моя рана едва успела зарубцеваться, как не далее, чем вчера, я встречаю вас! Я чувствую, что погиб!

Я распалялся все больше и больше, понимая, что новая роль пылкого влюбленного, похоже, удается на славу. Однако я ощущал, что все же чего-то не хватает, пожалуй, какой-то малой толики искренности, так как не мог заставить себя хотя бы чуть-чуть увлечься Нелли на самом деле. Она должна была мне поверить, но с ее-то чутьем!

Для пущей убедительности я взял ее руку в свою, она ее не высвободила. Ладонь у Елены Николаевны была влажная и холодная, словно покрытая змеиной кожей. Я и сам не понимал почему, но эта прекрасная женщина была мне неприятна.

— Чего же вы от меня желаете? — учтиво вопршала она, не теряя при этом своего светского достоинства.

— Надежды, — промолвил я, коснувшись губами ее пальцев, унизанных золотыми перстнями.

Елена Николаевна повела плечами и игриво пообещала:

— Посмотрим!

Оторвавшись от ее руки, я налил нам по бокалу вина из бутылки, захваченной предусмотрительной Ариной вместе с мороженым. Должен заметить, что шамбертен — это напиток богов, и я не откажусь от этого своего утверждения даже под пыткой.

Нелли сделала пару глотков, и ее щеки порозовели, а темно-голубые глаза подернулись загадочной прозрачной поволокой. Она слегка приоткрыла рот, словно приготовившись к поцелую.

Чего хочет женщина, того хочет бог! Я всегда верил в справедливость этого постулата, так что не мог обмануть ожиданий Елены Николаевны.

— А вы смелы! — заметила она. Однако трудно было определить, восхищает ее моя амурная отвага или вызывает заслуженное праведное негодование.

— Просто я прежде никогда не встречал такой прекрасной женщины! С вами не сравнится ни одна дама из общества, — я исподволь старался подвести ее к разговору о Тане. Мне не хотелось причинять ей боль, но я извинял себя тем, что действую в интересах справедливого дела. Никогда бы я не осмелился играть чувствами женщины, если бы не испытывал к ней предубеждения. И тем не менее, несмотря на все свои тщетные попытки оправдания, я испытывал угрызения совести, которые добросовестно старался подавить, но из этого мало что выходило. Однако я почему-то был уверен, что Орлова ни в коем случае не захочет говорить о Картышевой. Хотя бы потому, что убийство — не тема для салонной беседы.

— Сударь, вы лицемерите! — неожиданно заявила Нелли. — Весь Петербург говорит о вашей индианке!

Это был один из тех немногих случаев, когда мой идеальный план провалился с треском. Ну кто же мог знать, что сударыня наслышана о нашей скромной персоне! Тогда зачем же она со мной играет? Я, конечно, неотразим, но не до такой же степени!

«Туше!» — мрачно констатировал я, судорожно сообоажая, какой шаг предпринять в сложившейся пренеприятнейшей ситуации.

— Вы говорите о Мире? — Мой вопрос, в общем-то, получился бессмысленным, так как ответ на него был просто очевиден.