— Я видел Радевича, — первым нарушил молание Кинрю. — Я сразу его узнал! Но этот гад сумел-таки от меня улизнуть! — он хлопнул себя ладонью по бедру. — Вылитый, -добавил японец. — Точно на портрете!
— Почему ты не послал за мной? — спросил я разочарованно. Башня продолжала рушиться, посыпались кирпичи.
— Не было времени, — Кинрю не оправдывался, а с чувством собственного достоинства детально отвечал на вопросы. — Я мчался за ним в вашей повозке, сам будучи за извозчика. Но кучер Радевича оказался искуснее, — досадливо добавил японец. — Ему словно сам дъявол помогает, — сокрушался он. — Оторвался от меня в районе Фонтанки, сдается мне, больше Радевич в Полторацком переулке не появится, — заключил Кинрю без тени сомнения. Оставалось признать, что я вновь нахожусь у разбитого корыта. Но я решил пока не задумываться о дальнейшем, все же завтра дуэль. Кто знает, чем дело обернется?! Хотя, должен сказать без ложной скромности, стрелком я всегда был что надо!
Наконец я осмелился полюбопытствовать:
— Чей это медальон ты прячешь у себя на груди? Не хочешь — не отвечай, — поспешно добавил я и развел руками.
Кинрю помолчал немного, а потом проговорил, с нежностью:
— Варенькин.
Значит, мои подозрения подтвердились, попался-таки японец. Однако я сомневался, что Варвара Николаевна ответит ему взаимностью.
— Как она? — спросил он с тревогой в голосе. — Вы ее не навещали в Михайловском?
— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Не навещал. Но я уверен, что с ней все будет в порядке, — заверил я его. — Положись на Божену Феликсовну. — А потом спросил: — Медальон-то тебе она подарила?
Мой самурай кивнул, полез за пазуху и достал сердечко, а затем протянул его мне. Я взял в руки медальон, приоткрыл крышечку и увидел спокойное лицо Варвары Николаевны, искусно запечатленное каким-то художником.
— Хороша? — спросил Кинрю.
— Хороша! — согласился я.
В дверь постучали, я позволил войти. Перепуганный лакей известил меня, что пришли секунданты от господина Орлова.
— Господи! — взмолился я. — Это на ночь-то глядя?
Кинрю удивленно поднял глаза.
— Это что еще за новости? — осведомился он.
Я невозмутимо ответил:
— Пьер Орлов окончательно лишился рассудка.
VIII
Поединок был назначен на час следующего дня. В семь утра я послал своего человека известить Лунева и Рябинина. Где-то минут через двадцать-сорок к моему дому подъехал экипаж, и в холл буквально вбежал Алешка.
— Яков, ты спятил? — завопил он с порога. — С твоим-то здоровьем?! Надумал! Стреляться?! Плечо-то еще не зажило! Или это бред лихорадочный?!
— К сожалению, Яков Андреевич находится в ясном уме и твердой памяти, — вздохнул Кинрю. — Только его дела, — он сделал многозначительную паузу, — день ото дня становятся все утомительнее.
Лунев прекратил негодовать и решил заняться полезным делом.
— Сними рубашку, — скомандовал он мне не терпящим возражений тоном. — Я раной твоей займусь, — Алешка имел небольшое представление о том, чем мне приходилось заниматься. Но в учение вольных каменьщиков не верил, хотя и охотно помогал мне по дружбе. О Кутузове Лунев отзывался принебрежительно, не испытывая к его положению абсолютно никакого почтения. Я подозревал, что мой старый друг вообще был атеистом, что, в принципе, как я полагал, свойственно для врачей.
— Волнуешься? — поинтересовался он, обернувшись через плечо.
Я пожал плечами. Вчерашние мысли о смерти как-то забылись, я был преисполнен решимости довести начатое мной дело до конца, а для этого мне надо было по крайней мере выжить.
Мира сидела в кресле, не сводя с меня взгляда огромных глаз. Я читал в них плохо скрываемый страх. Она верила и одновременно не верила своему гаданию, но никак не могла мне помешать выполнить свой долг чести.
— И чем ты не угодил Орлову? — поинтересовался Лунев.
Я усмехнулся:
— Он меня к жене приревновал.
— К Нелли? — воскликнул Алешка. — И что, — улыбнулся он. — Действительно был повод?
— Пустое! — я махнул рукой. — Происки моего врага.
— Радевича? — догадался Лешка. — Слухи-то о нем и Орловой ходят давно.
Я сделал вид, что не слышал его вопроса.
Лунев переспрашивать не стал, а лишь с усердием принялся заново перевязывать рану, края которой начинали потихонечку стягиваться. Не успел он закончить, как камердинер доложил о Рябинине.
Серж привез с собой два набора пистолетов. По всему было видно, что Рябинин — человек решительный.
— Надо осмотреть обе пары, — заявил Сергей Арсеньевич.
Лунев согласился:
— Это наш долг.
Что и было проделано незамедлительно, затем одну пару Рябинин старательно переложил в черный ящик.
— Пули парижские, — заметил он, словно невзначай. -А о четырехместной карете я уже позаботился.