Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине

«При моем характере я и раньше не смог бы жить барсуком. В деревне бросился же на урядника — защищать вдову. А теперь, узнав революционеров и поняв, ради какого великого дела они идут на каторгу и на смерть, — отступить? Кто же тогда будет бороться, если молодые и сильные парни начнут прятаться?..

Нет, я выбрал для себя правильную дорогу. Сегодняшняя демонстрация окончательно укрепила мое решение. Пусть ссылка, пусть каторга — я не сверну с избранного пути. Я отдам всю свою жизнь борьбе за рабочее дело. Даже если придется погибнуть — не дрогну перед петлей палача».

2

Вечером в дверь постучали решительно, не так, как стучала хозяйка. Степан вскочил, приоткрыл дверь. Перед ним стоял взлохмаченный Креслин с синяком под глазом.

— Ты один, Степан? Можно на минутку?

— Заходи.

Креслин, войдя, внимательно посмотрел на Степана и сел к столу.

— Ты был у Казанского собора? Знаешь, что там произошло?

— Слышал, что была демонстрация, — уклончиво ответил Степан.

— Да. И закончилась она настоящим побоищем.

— Это там тебя изукрасили?

— Я еще дешево отделался, а Пухова арестовали.

— Что ты? Кто сказал?

— Сам видел. Когда полицейские засвистели и стали разгонять демонстрантов, он побежал на Екатерининский канал, а оттуда — городовые. Его и еще человек пять сцапали.

— Жалко. Да как же вы туда попали?

— Как и все. Знали, что будет демонстрация, и пошли.

— А что же меня не позвали?

— Хитри, хитри, — усмехнулся Креслин, — ты чуть свет из дома исчез… Видел я, как ты с Пресняковым тузил городовых.

Степан усмехнулся:

— Чего же не присоединился?

— Я левей был. На нас тоже наседали… Теперь хоть в институт не ходи — засмеют…

— Хуже может быть. Шпики, я думаю, разыскивают всех, у кого следы от кулаков остались.

— Да, черт бы их побрал, это верно. Придется неделю-другую дома отсиживаться. А как же с Пуховым? Не выпустят его.

— Полицию сильно вздули. Будут мстить…

— Ладно, пойдем ужинать. Но, хозяйке — ни-ни! Понял? Она, хоть и сочувствует, но может проболтаться.

— Ладно! — сказал Степан и вслед за товарищем пошел в столовую.

За ужином пришлось изворачиваться. Хозяйка сразу же спросила про Пухова.

— Ушел к знакомой барышне, — небрежно ответил Креслин, — велел передать, что обедать и ужинать не будет.

— Жалко. У меня пирог на сладкое, — с некоторым раздумьем сказала хозяйка, присматриваясь к Креслину. — А что же это с вами-то приключилось, голубчик Артем Сергеич?

— Извозчик нечаянно толкнул.

— Да ведь в самый глаз! Как же это?

— Шнурок на штиблетах развязался. Я нагнулся, чтобы завязать, а он как дернет вожжи, да меня локтем…

— Я вам примочку сделаю. Ох, уж эти извозчики! Лучше пешком ходить, — вздохнула хозяйка и пошла из комнаты, косясь и, видно, не веря.

— Как же с Пуховым-то? — сказал Креслин. — Если завтра не выпустят, придется открыться хозяйке.

Он положил на тарелку кусок сладкого пирога, налил из самовара чаю и, помешивая сахар в стакане, спросил:

— Так как смотришь на демонстрацию, Степан?

— Да как тебе сказать, Артем?.. Ходил я с тобой и с Пуховым на собрания: слушал лавристов, бакунистов. Слышал еще в Вятке «бунтарей». Не вижу в них разницы. Все вроде бы против царя, все — за простой народ. Ведь так?

— Пожалуй…

— Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, революционеров надо делить по-другому: на интеллигентов и на рабочих.

— Но ведь рабочие были и среди лавристов?

— И все-таки они не стали интеллигентами, а остались рабочими.

— Положим, так… Но к какой же партии ты отнесешь нас, студентов?

— Вас — к интеллигентам. Сейчас вы горячо боретесь за революционные дела, а как кончите институты да получите хорошие места, сразу остынете. А рабочий, он был и останется рабочим! С годами еще злее будет. Он никогда не прекратит революционной борьбы.

— Почему думаешь, что мы, интеллигенты, прекратим борьбу?

— Потому что станете лучше жить.

— Да ведь не одни же студенты в партии «Земля и воля», а демонстрацию устроила именно она, эта вновь созданная революционная партия! Видел на знамени надпись «Земля и воля»?

— Да, видел. А ты видел, кто это знамя поднял? Яшка Потапов — молодой рабочий! Да и на демонстрацию пошли в основном рабочие.

— Но ведь вместе дрались с полицией.

— Верно! Вот если бы вы, интеллигенты, меньше спорили друг с другом, а укрепляли бы дружбу с рабочими — революционное движение уже охватило бы всю Россию.

— А крестьянство как же? Крестьянство, по-твоему, должно оставаться в стороне?

— Я не против крестьянства, Артем. Я сам из крестьян. Братья мои и сейчас в деревне. Но скажу тебе прямо — мужик пока темен для революции. Темен! Не поймет нас мужик. Рабочий — другое дело. Рабочий становится большой силой. Чай, сам видел сегодня?

— А по-моему, только интеллигенция способна поднять знамя борьбы. Только она способна поднять и возглавить движение.

— Возможно, — помедлив, ответил Степан. — Но без нас, без рабочих, вы ничего не сделаете.

3