— Спасибо! Вот помогли бы нам листовку отбить. Хоронить собираемся послезавтра.
— Времени, правда, мало, но можно попробовать. Я это возьму на себя. Только кто бы помог описать все, что было?
— Мы набросали тут, да не знаем… Надо бы кому из студентов показать.
— Я свяжусь с землевольцами — они помогут. Дайте надежного человека, который бы все мог рассказать.
— А вот Кирюха, что с вами ехал, — самый подходящий. Он человек верный и все может обрисовать…
— Ну что, Кирилл, едем? — спросил Степан.
— Раз посылают товарищи, я хоть в огонь готов!
— Тогда условимся так: Кирилл вас известит, где и как надо будет взять листовку. Через него и держите связь. А на похороны придут рабочие со многих заводов. Похороны должны вылиться в новую рабочую демонстрацию. Поднимайте своих, ребята!
Степан пожал руки рабочим и вместе с Кирюхой пошел к саням, где дожидался Козлов.
— Ну что? — шепотом спросил Козлов, выбирая снег из бороды.
— Нужно срочно отпечатать листовку. Она составлена.
— Тогда поехали к Жоржу, — шепнул Козлов. Степан понимающе кивнул и крикнул кучеру:
— На Петербургскую сторону, любезный!.. «Жоржем» среди пропагандистов звали студента Горного института Георгия Плеханова, с которым Козлов был знаком. Да и Степан помнил его — оратора на демонстрации у Казанского собора.
С извозчиком расплатились, не доезжая до дома двух кварталов, и пошли пешком.
Как ни отряхивались у подъезда, в квартиру вошли завьюженные.
Плеханов, вышедший на условный звонок сам, всматривался, недоумевая.
И лишь когда Козлов снял свою мохнатую, белую от снега шапку, он радостно улыбнулся, стал пожимать гостям руки, провел к себе в комнату.
Гости разделись.
Плеханов внимательно посмотрел на Степана.
— С вами мы, кажется, встречались! Лицо очень знакомое.
— Я был на демонстрации у Казанского собора.
— Вдвоем с Пресняковым?
— С ним.
— Отлично помню. Рад познакомиться поближе.
— Халтурин! — протягивая руку, отрекомендовался Степан.
— Знаю. Много слышал о вас от рабочих, — пожимая ему руку, приветливо сказал Плеханов. — А вы? — спросил он, рассматривая молодого рабочего.
— Я с патронного, Кирилл Зуев.
— Отлично! Прошу к столу, господа. Самовар только поспел.
— Спасибо!.. Но у нас дело неотложное, — заговорил Козлов. — На патронном большое несчастье. Произошел взрыв.
— Взрыв! Есть жертвы?
— Шестеро, — вздохнул Кирюха. — И покалечило многих.
— Какое несчастье! Отчего же это произошло?
— Начальство… не доглядело, говорят…
— Рабочие хотели бы ко дню похорон отпечатать листовку, — заговорил Степан, — и похороны превратить в демонстрацию протеста.
— Правильно. Наши землевольцы поддержат. Думаю, что и листовку сумеем… Когда похороны?
— Послезавтра.
— Так… Надо подумать над текстом.
— Наши сами написали, да боятся, что не совсем грамотно, — сказал Кирюха.
— А ну-ка, покажите, — Плеханов развернул лист бумаги, исписанный карандашом, крупным почерком, разгладил.
— Грейтесь чаем, друзья, ведь вы замерзли, а я пока пробегу.
Козлов разлил чай и, посматривая на Плеханова, стал согревать о стакан озябшие руки. Степан отпил несколько глотков и отодвинул стакан.
— А знаете, это неплохо! — заговорил Плеханов. — Тут есть такие сильные фразы, которые могут написать только рабочие. Хорошо. Мы лишь поправим ошибки и напечатаем в первозданном виде. Как ваше мнение, друзья? — обратился он к Козлову и Халтурину.
— За этим мы и пришли.
— Смело! Сильно! Нет, вы только послушайте: «Товарищи! Братья! Страшный взрыв на патронном убил шестерых рабочих». — Плеханов перешел на шепот и, не переводя дыхания, дочитал гневное воззвание до конца.
— Что скажете?
— Здорово, конечно! — воскликнул Козлов.
— По-моему, тоже, — согласился Степан, — может, в конце добавить несколько слов об объединении рабочих?
— Хорошо. Подумаем. Кое-что поправим. Но в общем — принять! — заключил Плеханов. — Завтра к вечеру листовка будет готова. На похороны придут наши землевольцы. Я попрошу их вооружиться, и вы скажете своим, чтобы на всякий случай взяли оружие и кастеты. Может произойти потасовка с полицией.
8
9 декабря к девяти утра у патронного завода собралась тысячная толпа. Когда подошли землевольцы и рабочие с других заводов, Кирюха, приставленный к Халтурину и Козлову, спросил:
— Не пора начинать?
Степан поглядел на толпу. Рабочие стояли в молчании. Лица их были строги и печальны.
— Как считаешь, Козлов?
— Пожалуй, пора!
— Да, вон и выборжцы подошли. Кирюха побежал к своим…
Скоро из больницы рабочие вынесли шесть гробов и венки из цветов и хвои. За ними вышли священник в желтой ризе, с причтом и родственниками погибших.
Все, кто был в толпе, несмотря на сильный мороз, сняли шапки и пропустили идущих вперед. Потом процессия двинулась к Смоленскому кладбищу. По бокам и сзади процессии, зорко озираясь, шагали полицейские с тяжелыми шашками…
На кладбище, на свежем снегу зияли бурые пасти могил. Около них лежали шесть деревянных крестов.
Когда рабочие вошли на кладбище, могилы оцепили полицейские, за ними сгрудилась огромная молчащая толпа.
— Видимо, выступать сегодня не придется, — шепнул Плеханов Халтурину.