Поэтому я направился за доказательствами к самому Гордону Уэверли.
Я остановил машину около здания «Инсайда», прошел через раздвижные стеклянные двери и остановился около пышногрудой секретарши. Она сделала рот буквой «О» и, моргая, уставилась на меня.
— Привет, — сказал я. — Мистер Уэверли уже здесь?
— Он только что вошел. Буквально минуту назад.
— Прекрасно, мне надо повидать его.
— Он прошел мимо. Прямо как прошлой ночью, — проговорила секретарша.
— И кричал? — в шутку напомнил я.
— Ха-ха, — рассмеялась она. — Боже мой, нет! Не сказал ни слова. А мне казалось, что должен был. После всего, что случилось. После… всего.
Секретарша просто кипела от любопытства и была переполнена незаданными вопросами. Незаданными, но они могли быть заданы в любой момент.
— Итак, я хотел бы повидать его, — повторил я.
— Да. Я позвоню ему. Мне кажется, вы отыскали его прошлым вечером, верно?
— Да. И я хотел бы снова его отыскать, если позволите. Мне надо повидать его. Сейчас. И как можно скорее.
Она приняла обиженный вид. Сначала шеф не захотел говорить с ней, теперь я. Мужчины были против нее. Ха, если бы она только знала! Я думал совсем о другом. Особенно созерцая ее блузку с низким вырезом.
Секретарша выжидала, но я оказался терпеливее. Наконец она нажала на кнопки переговорного устройства и доложила:
— Мистер Уэверли, здесь мистер Скотт, он хочет вас видеть.
Она еще помнила мое имя, но на этот раз не проворковала его: еще бы, это не так легко сделать.
Я услышал голос Уэверли, искаженный переговорным устройством:
— Прекрасно. Пропустите его, мисс Принз.
«Может быть, — подумал я, — все складывается не так уж прекрасно». Но, следуя указаниям мисс Принз, я прошел по холлу во вторую дверь налево и попал в офис Гордона Уэверли.
Эта большая комната была решена не в розовых тонах, что я с удовлетворением отметил. Светло-бежевые панели на стенах, оранжевый ковер, более темные бежевые стулья и диван. Красиво, но не кричаще. У издателя был громадный серо-коричневый письменный стол из чего-то вроде кипариса или кедра. За ним высилось невероятных размеров кожаное кресло, с медными кнопочками по швам. А в кресле восседал сам Гордон Уэверли.
На нем был тот же костюм, что и прошлым вечером. Однако сейчас его хозяин имел щеголеватый вид, будто собирался отправиться на веселую вечеринку. Его худое загорелое лицо было свежевыбрито, галстук аккуратно завязан, и сам он выглядел радостным и отдохнувшим. Маленькая белая повязка немного портила прическу его седых волос. Когда я вошел, Уэверли улыбнулся. Мне стало интересно, слышал ли он уже об убийстве Наташи Антуанетт.
— Я вижу, что вы уже освободились из тюрьмы, — сказал я.
— Да, — кивнул он. — Я многое передумал и в конце концов позвонил своим адвокатам. Я решил, что должен рассказать вам все, что знаю о событиях той ночи.
— Пора уже. Или, скорее, чуть поздновато, — проговорил я.
Он вопросительно поднял брови, потом снова опустил их.
— Что это значит?
— А это значит, что бы вы сейчас ни сказали, лучше было это сделать раньше.
Он снова проделал то же самое со своими бровями, но промолчал. Тогда я предложил:
— Может быть, я скажу вам, с чего надо начать. Лучше с нашего первого разговора по телефону, я и сейчас не понимаю, что это было. Какая-то женщина, предположительно Наташа Антуанетт…
— Предположительно? Мистер Скотт, я уверяю вас…
Но я упорно продолжал:
— …едва поздоровавшись, сказала, что вы хотите поговорить со мной. По вашему предложению я приехал к вам в офис, но вы уехали. Я отыскал вас у Финли Пайка. Любопытно, что когда я подъехал, то увидел машину, набитую громилами, которая с ходу влетела туда же. Это были люди гангстера, шантажиста, мерзавца и убийцы, по имени Аль Джант. Потом, когда вас уже увезли в тюрьму, полиция убила в перестрелке возле дома Финли Пайка бандита, которого звали Джи-Би Кестер. Кестер был одним из тех громил Джанта, которые сидели в подъехавшей машине. Я сегодня узнал, что тот самый Аль Джант вложил деньги, чтобы запустить или помочь запустить журнал «Инсайд».
После этих моих слов у издателя как-то сразу некрасиво отвисла челюсть — это совсем не было похоже на Гордона Уэверли. В эту минуту он не позаботился о том, какое впечатление производил. Гордон попытался что-то сказать, его рот открылся еще шире, но потом он передумал.
А я продолжал:
— Я случайно знал Наташу Антуанетт и пытался встретиться с ней. Говоря по правде, я хотел у нее выяснить, действительно ли она была с вами в тот вечер, и спросить, почему возникла вся эта суматоха. Пока вы были под стражей, мне казалось, что ничего особенного случиться не могло. Но я был не прав. Я работал бы побыстрее и пожестче, если бы догадывался, что ее собираются убить.
Он прямо на глазах побледнел. Я не знаю, можно ли так притвориться. Но у него было достаточно причин, чтобы впасть в явный шок.
Наконец он что-то сказал, но таким тихим голосом, что я его почти не слышал.
— Что? — переспросил я его.
Гордон сделал глотательное движение и повторил:
— Убить? Вы сказали, что она убита?
— Если выразиться более точно — предумышленно убита, — подтвердил я.