Казнить или помиловать? (СИ)

Выдвинув нижний ящик тумбы, я скептически осмотрел несколько ярких тюбиков, выбрав запечатанный, содержащий в себе лидокаин, для снижения уровня болевых ощущений. Изначально я не планировал касаться ее подобным образом, но сейчас я хотел это. Я никогда не считал анальный секс чем-то отвратительным или мерзким. При хороших условиях он может доставить удовольствие обоим партнерам, конечно, если в этом заинтересован доминирующий партнер. Я трахал Нелли подобным образом, и она нередко кончала подо мной, конечно, это не было в первый раз или во второй, когда она терпела меня в себе, но позже она сама просила меня об этом. С Ритой я хотел бы быть осторожным, обходительным, даже ласковым, если бы она позволила это мне, но зная ее натуру, я на это не рассчитывал.

Она будет брыкаться, выдираться и причинять себе большую боль, чем ей бы принес я. И все потому, что она не желает подчиняться. Не желает слушаться. А я не намерен терять время, чтобы задурманить ее разум мнимыми сказками о том, каким я могу быть хорошим. Я ненавидел лгать. И не собирался заливать ложь в ее уши. Я заставлю ее подчиниться. Если понадобится, то вырежу свои правила на ее коже, но не стану уподобляться тем, кто брезгует применением силы.

Сила дает власть. Сила дает свободу. Дает выбор. Отречение от нее может лишить в один момент всего. Один раз проявив слабину, ты не застрахован оттого, что проявишь ее снова. И неважно, какой выбор перед тобой стоит: пощадить врага или девку, принадлежащую тебе. Жалость подобна смерти. Ей нельзя уподобляться, иначе она отравит тебя изнутри, и от этого яда не будет антидота.

Как я и предполагал, Рита пыталась освободиться, но лишь сильнее затянула ремень на своих руках так, что ее кожа вокруг побелела. Она рыдала, дергая запястьями, приподнявшись на согнутых коленях, а я опустил голову, на секунду прикрыв глаза. У меня был с собой кляп, который я прихватил перед выходом, он мог бы избавить меня от ее криков, режущих мой слух. И еще наручники, я все же решил прихватить их с собой. Я мог дернуть ее на себя и придавить массой своего тела, подложив под ее живот подушку, давая себе больший простор для действий. Я мог полностью овладеть ей, но если в первый раз, когда я взял ее силой, когда она оказалась нагнутая мной на столе, во мне бурлила ярость, затмевающая собой все, то сейчас этого не было.

Мне не на что было злиться. Она выполнила то, что я ей приказал, безусловно, она не смогла сдержать язык за зубами, но разве я не швырнул ее за это об свой стол? За что я издевался над ней сейчас? Я не мог дать ответ на этот вопрос. За машину? Плевал я. Куплю новую, и дело с концом, это не так уж и важно, как то, что мои эмоции к ней усиливаются с каждым днем, и я ничего не могу с этим сделать, кроме как убить ее веру в меня. Сломать ее. Подчинить своей воле. Вновь изнасиловав ее.

Ты не виновата, Рита. Это я. Это монстр во мне, который жаждет тебя. Ты не виновата.

***

Нервная дрожь сновала по телу. По щекам неумолимо скатывались слезы, и мое лицо уже опухло от них, а глаза же нещадно пекло, но это ни в какой степени не могло сравниться с той болью, которую я ощущала в районе своих запястий. В попытке освободиться, я передавила их до такой степени, что кожа горела огнем, и как бы я не старалась ослабить хватку, я делала лишь хуже, заходясь в новых всплесках рыданий.

Почему он это сделал и зачем? Я не понимала его логики. Я его вовсе не понимала. Он был нормальным, я же видела, я же чувствовала. Он целовал меня. Поглощал в своем желании, но стоило ему повернуться, стоило лишь скосить взгляд на кровать, и я увидела лик монстра, живущего в нем. Это было немыслимо. Невозможно, но я испугалась этого ожесточенного взгляда. Испугалась мгновенно переменившегося его. И не зря. Он подпалил мой страх грубостью, болью. Он приковал меня, не слыша моей мольбы в голосе. Ему было плевать, как и сотни раз до этого. Словно между нами ничего не было. Словно он не собирал меня по кусочкам. Словно не он был рядом, когда меня раздавили, уничтожили. Словно не его губы так трепетно меня касались.

Я снова оказалась в одном из своих самых страшных кошмаров, когда он был моим палачом, экзекутором. Как символично. Я подвергалась насилию, извечно вспоминая тот злосчастный стол. Он вытворял жуткие вещи с моим телом, но не трогал душу, хоть что-то сохраняя для меня, но сейчас реальность обрушилась сметающей все на своем пути лавиной, поглотив меня, похоронив под глыбами льда и снега. Все повторялось вновь, только уже наяву.

Я с опаской смотрела на него, стоявшего в нескольких метрах от кровати. Он был нерушим. Смотрел на меня исподлобья. Хмурился. А я жалась к изголовью кровати, содрогаясь в осточертевшей истерике. Бояться его уже входило в привычку. Ожидать от него насилия, боли, дерьма, которое он проливает каждый раз, когда в нем проскакивает что-то хорошее и так было и сейчас.