Казнить нельзя помиловать

"Я тоже когда-нибудь умру! Я тоже умру! - с тоской восклицал мысленно он. - Как? Когда?.."

Жить ему оставалось около пяти часов.

Крючков пошевелил фиолетовыми заструпившимися губами и что-то прошептал.

- Что? Что? - еще ближе наклонился к нему Ивановский.

- Я... вас... всех... ненавижу... - выговорил умирающий.

Павел Игоревич выпрямился, нервно поправил спадающий с плеч больничный халат и с деланным изумлением повернулся к Фирсову.

- Вот это новости! Бредит он, что ли?

Но Валентин Васильевич в этот момент не хотел фиглярничать. Он, забыв на мгновение о страхе смерти, вдруг отчетливо осознал, что в этой нелепой кошмарной истории с Крючковым он, Фирсов, виноват больше, чем кто-либо другой. "Черт побери! Если он так агрессивно настроен, то что он может наболтать в горячке... Что же делать?"

- Виктор... Виктор... - приблизился Фирсов к Крючкову. - Ты не прав... Ты же совсем не прав, согласись... Никто тебя не принуждал, сам ты... Уж будь мужчиной, лишнего не говори...

Вошел главврач и почтительно, но непреклонно потребовал:

- Всё-всё, товарищи, аудиенция закончена. Больного нельзя утомлять... и, наклонившись к уху одного, потом другого, шепнул: - Прощайтесь...

Этим многозначительным "прощайтесь" он как бы констатировал окончательный диагноз.

Ивановский и Фирсов уже выходили из больницы, как вдруг увидели Ольгу, жену Крючкова. Они, повинуясь инстинкту, мгновенно спрятались за дверь. Какой-то больной старичишка выпучил на них глаза, но заму мэра города и редактору областной газеты было не до старого хрыча. Они проводили взглядом Ольгу Крючкову и, когда она скрылась за поворотом коридора, услышали голос главного: "Нет, нет, нет! К нему нельзя ни в коем случае!.."

- Ты торопишься? - плаксивым голосом спросил Ивановский. - Тогда хоть подбрось меня до хаты.

Уже в машине он всё охал, ахал и ныл, жалуясь на судьбу-злодейку.

- Жалко мужика, ох жалко! Да ведь сам виноват, а, Валентин Васильевич?.. А тут еще сын-поганец кровь пьет... Представляешь, связался со шпаной, попивать начал. Вчера день рождения его справляли, так он так назюзюкался, что блевал... Мотоцикл с меня требует, а сам уже три месяца без дела шатается, говорит, до армии отдохнуть надо... Что делать? Что делать?..

Фирсов почти не вслушивался в эти причитания. Наплевать ему было на сына Ивановского, это - его вопрос. Валентин Васильевич всей душой уже стремился на свидание с Юлей. Живым - жить!

Было двенадцать часов без четверти.

5. Встреча

Последние часы своей короткой жизни Юлия Куприкова провела в праздности.

Дома она никого не застала: мать с отцом ранёхонько потартали улья с пчелами на дачу. Юле совестно стало, что из-за нее родители в такую рань хлопотали. "Я за это им на ужин запеканку сделаю, с яблоками!"

Она быстренько разделась, накинула халатик и побежала в сад. Там с аппетитом поплескалась под теплым душем, умяла горсти две смородины и, возвратившись в дом, юркнула в постель.

Проснулась в одиннадцатом, наскоро перекусила и принялась раскладывать вещи. Подарки выложила на видное место: матери - необыкновенный плоский кошелек с очень натуральными сотенными купюрами на крышках, отцу - трубку с мордахой Мефистофеля и две пачки табаку "Золотое руно", обоим - горку ярких апельсинов и московских конфет.

И тут, пристраивая подарки, она заметила наконец, что и ей приготовлен презент - на трельяже стояла новенькая модная сумка типа "бочонок" красная, с двумя белыми обручами и белыми же ручками. Вот ловко! Как раз с собой взять - и под платье подходит, и вещи все войдут.

Она надела купальник, любимое свое платье спортивного кроя, красное, с короткими рукавчиками и пояском, собрала в сумку полотенце, косметику, в целлофановом мешочке пару апельсинов, пару яблок, конфеты. В отдельный большой пакет сложила покупки для Ларисы, подружки ближайшей - майки с "Гласностью" и "Перестройкой", бюстгальтер импортный, колготки, помаду, лак для ногтей и шампунь. Уже на пороге она спохватилась и, схватив листок на столе, размашисто написала: "Мама! Я приехала. Пошла к девчонкам. Приду часов в 18-19. Целую. Юля". Уже написав записку, Юля увидела, что на этом же листе вела подсчеты, сколько денег истратила. Да какая разница! Она положила записку на место сумки, к зеркалу, и заспешила на улицу. Надо успеть к Лариске, а потом еще доехать до Пригорода...

До Пригорода Юля добралась в битком набитом автобусе с "гармошкой" обалдевшие от жары и нервотрепки рабочей недели барановцы рвались на лоно природы. Солнце, наподдав к обеду приличного даже по июльским меркам жару, поглядывало сверху на разомлевшую землю и лучилось смехом. Особенно солнцу смешно, наверное, было наблюдать с высоты за суетой людей-букашек, которые, забыв о смерти и бессмертии, уткнулись взглядами себе под ноги, ворчат, брюзжат, вечно всем недовольны, жалуются...

Юля сошла на последней остановке и укрылась под сенью раскидистого клена. До двух часов оставалось еще минут пятнадцать. Хорошо ждать, когда ждешь желанного!