Казнить нельзя помиловать

Она заметно всё сильнее раздражалась, закипала. Видно было, что достаточно довелось ей наслушаться приятного в своей такой еще короткой жизни, и вот словно шлюзы прорвало. Она смотрела своими голубыми глазищами в упор на следователя Карамазова, но будто не ему всё это выплескивала, а спорила с кем-то еще, может быть, сама с собой.

- Вот еще говорят - мы сифилис, гонорею разносим, так это неправда. Это какой-нибудь дурак так говорит, который ни разу с проститутками дела не имел. Я, если чувствую что-то неладное, еще только подозреваю, сразу бегу в вендиспансер и - всё обходится...

- Эта, как ее?  Алиса, - не выдержал следователь, - а СПИДа вы что, совсем не боитесь?

- Да пока он до нашего Будённовска дойдет, я уже перестану этим заниматься, - равнодушно махнула девушка рукой и вдруг опять загорячилась, заспорила:

- Нет, правда, зря на нас бочку катят. Вы думаете нас так мало? Да по одному Будённовску нас точно не знаю сколько, но уж больше двухсот точно. И многие из нас еще на двух работах упираются: на основной и - вечером... Я знаю даже одну учительницу, она иногда бывает со мной в паре...

Карамазов всё больше, выражаясь молодежным сленгом, торчал: "Зачем она так откровенничает?"

- Но у нас в Будённовске совсем невыгодно заниматься делом. Иностранцев почти нет, а с нашими ходить - себя не уважать, особенно с малышней, которым лет по 16-18. Не знают ни черта - ни как лечь, ни как приласкать. Нет, в теории-то они всё знают, а как до практики дойдет, обсмеяться можно - дуб дубом. Надо, наверное, в школах специальный практикум ввести, а то в стране и так рождаемость падает...

"Она или больна, или выпила, или таблеток наглоталась, или издевается надо мной", - решил Карамазов. Но он, не прерывая, продолжал слушать исповедь юной блудницы.

- Я, знаете, вообще-то занимаюсь этим делом не так давно, года полтора, наверное. Думаю завязывать, хоть и зарабатываю неплохо - до четырехсот в месяц получается. Думаю семью завести, а то годы уходят - мне ведь уже двадцать. Если в следующем году замуж не выйду, то дело совсем пропащее - в старых девах останусь...

"Бред какой-то!" - подумал с жалостью старший лейтенант и ввернул сбивающий вопросец:

- Алиса, а вы комсомолка?

- А как же... Конечно. У нас же все - комсомольцы. Только я членские взносы давно уже не плачу. Сейчас даже не знаю, может, меня уже выгнали давно. А если и выгнали, я только порадуюсь. Что мне дал этот дурацкий комсомол? Я как дура платила взносы, а отдачи никакой. Я уж и думать забыла про комсомол...

Нет, вру, вспомнила: однажды спала с одним командированным, а он откуда-то из района - секретарь комсомольский оказался. Переспал со мной, а наутро стал лекцию мне проводить. Знаете о чем? О вреде случайных половых связей. Представляете? Дурак, но красивый был, сволочь! Я ему смазала раза два лифчиком по морде и ушла. Встретила его недавно в Баранове: идет важный такой, при галстуке. Я его ладошкой по плечу - бац! "Привет!" - говорю. А он сразу: "Девушка, я вас не знаю!" Ясное дело, я разговаривать с ним больше не стала...

Оконные стекла становились все более матовыми, но, несмотря на сгущающийся вечер, в распахнутую створку продолжало наносить необычайной для августа духотой. Алиса Екимова жалобно вздохнула и попросила:

- Можно попить?

Родион Федорович сполоснул стакан, налил доверху, подошел к девушке. Пока она, держа обеими руками стакан и опустив ресницы, впитывала в себя глоточками вскипяченную солнцем воду, Карамазов смотрел на нее сверху вниз, на ее прозрачные пальчики с ровным перламутровым маникюром, на горлышко, пульсирующее в такт глоткам, и сердце его странно щемило.

- Скажите, Алиса, а зачем вы всё это мне рассказываете? Ведь я милиционер, легавый...

- Так ведь вы не в форме... И взгляд у вас хороший, - серьезно ответила она. - Да и какие уж такие секреты я тут выдаю?..

Ну, что тут скажешь? Наивность юной женщины ставила Карамазова в тупик. Он лишь хмыкнул и отошел к окну.

Главная площадь Будённовска в этот час меж волком и собакой пустынностью напоминала армейский плац, лишь стандартная фигура Ленина из гипса, канонизированно вскинув руку, одиноко и грустно возвышалась в ее центре...

- Вернемся, однако, к нашим баранам, - стряхивая с себя усталое оцепенение, энергично потер руки следователь. - Меня, как я уже сказал, интересуют молодые люди, которые катали вас на легковой машине примерно 24-26-го июля. Вы, видимо, близко знакомы с Савельевым Максимом?

- С чего вы взяли? Я его терпеть не могу - наглый и тупой, как валенок.

- Не понял, - искренне удивился Карамазов. - Зачем же вы с ним в машине раскатывали?

- Вовсе не с ним... Я с Олежкой каталась.

- Как с Олежкой? - изумился Родион Федорович. - С Кушнарёвым?

- Ну да. Ничего тут странного нет. Он, знаете, какой славный. Он такой... ну, знаете... он не такой, как другие... Он, знаете, какие стихи пишет!