Казнить нельзя помиловать

Кроме того, Реджи рассказал психологу, что его старший брат Бобби погиб, не дожив и до 20 лет, – его зарезали в пабе во время игры в бильярд. «Когда я был маленький, он был единственный в нашей чертовой семейке, кто хоть как-то мной интересовался», – так он описывал Бобби. Реджи хотел вступить в банду, чтобы ощутить себя своим, но при этом понимал, что это ему необходимо, чтобы его защищали. По его словам, сначала ему было совестно за свои хулиганские выходки – например, когда он ездил на автобусе в шикарные районы на западе Лондона, чтобы отбирать у школьников деньги на завтрак и карманные игровые консоли Game Boys, хотя и другими марками не брезговал. Реджи вспоминал, как однажды они с приятелями повалили мальчика помладше на пол в «Макдоналдсе» и раздавили его очки. Реджи рассказывал, как все гоготали, когда уходили. Он тоже смеялся – но, обернувшись, с ужасом смотрел, как мальчик, у которого из носа шла кровь, подбирает сломанную оправу. Эта картина стояла у него перед глазами целый месяц. Но с годами Реджи свыкся с повседневной жестокостью, которую он видел и которую сам же творил. Он перестал чувствовать себя виноватым. Когда постоянно сталкиваешься с насилием, рано или поздно оно перестает производить такое сильное впечатление. Как мне прекрасно известно.

История детства Реджи мне хорошо знакома. Подобные трагедии всплывают почти каждый раз, когда я исследую прошлое пациентов в рамках судебно-психиатрической системы. Такие невзгоды часто вызывают предрасположенность и к правонарушениям, и к психическим болезням (так называемые «отягощающие факторы»), поэтому практически всегда наличествуют на пересечении этих множеств. В их число входят подверженность физической агрессии, особенно в раннем возрасте, а также другие формы запущенности и эмоционального и сексуального насилия. За каждым «злодеем» всегда стоит «несчастный». Неудобная, но неизбежная истина состоит в том, что большинство тех, кто совершает физическое насилие, когда-то и сами были жертвами. Кроме того, для тех, у кого есть психиатрическая и криминальная история, характерны периоды безработицы, нищета и бездомность. А самый, пожалуй, существенный отягощающий фактор – это наркомания и алкоголизм. Одни вещества, особенно алкоголь и кокаин, как известно, повышают агрессивность у всех, кто к ней склонен, а другие, например, амфетамин и марихуана («сканк») знамениты тем, что служат триггерами психозов.

Когда я читал данные психологического отчета, мне было интересно, каких ресурсов Реджи был лишен и насколько, так сказать, была наклонена его сторона игрового поля. Ему недоставало не только самой простой родительской заботы, но и самой простой поддержки учителей. Вероятно, свою лепту внесла и та система, которую представляю я. Если во время своего последнего преступления Реджи был психически болен, почему этого не заметили ни полицейские, которые его арестовывали, ни солиситоры, которые обсуждали с ним дело, ни барристеры и судья, которые его судили? Куда смотрела тюремная охрана (включая судебного психиатра, спешу добавить), пока он был в заключении, ожидая суда? Его можно было вытащить из зыбучих песков параноидного бреда гораздо раньше. Сплошные упущенные возможности.

Кроме того, было огорчительно понимать, с какой легкостью Реджи утек сквозь пальцы системы охраны психического здоровья после того, как его в прошлый раз выпустили из тюрьмы. Не принимал лекарства, даже не прикрепился к поликлинике – все это явно не пошло ему на пользу. Но ведь едва ли такое поведение уникально, а я много раз видел, как других больных, которым трудно соблюдать схему лечения, общество поддерживает куда настойчивее. Других больных – больше похожих на средний класс, более близких по духу и не таких черных. Интересно, отмахнулись бы с той же пассивностью от Ясмин – хрупкой, тихой, вежливой, безупречной, беззащитной девушки в окружении любящей крепкой семьи, – если бы она расхотела лечиться?

По моему мнению, делить на злодеев и безумцев необходимо, но делать это можно лишь с клинической, а не с этической точки зрения. Мы как судебные психиатры оцениваем риск у наших пациентов, чтобы решить, когда их можно выписывать и возвращать в общество и как после этого сдерживать заключенную в них угрозу. Для этого нам нужно анализировать факторы, которые могут привести к рецидиву насилия и психической болезни. А еще нам следует разумно распределять свои ограниченные ресурсы. Скажу прямо: если мой пациент явно безумен, как Ясмин, мне остается лишь убрать безумие из уравнения. Главный упор следует делать на то, чтобы Ясмин после выписки продолжала аккуратно принимать лекарства. Это относительно несложно. При всей невероятной трагичности ее преступления вероятность, что оно повторится, крайне низка, а если это и произойдет, то для этого, скорее всего, потребуются похожие обстоятельства. Кроме того, затем – уже в больнице – она показала, что готова слушаться врачей и идти навстречу. Все это сулило хороший прогноз.