Казнить нельзя помиловать

Перепады настроения у Ленни были самые сильные из всех пациентов, с которыми мне довелось встречаться. Он мог разрыдаться, увидев по телевизору голодающих детей из стран третьего мира или новости о войнах. Жертвовал деньги на благотворительность (он унаследовал кругленькую сумму и получал пенсию по инвалидности, а при этом почти ничего не тратил, разве что на сигареты и еду на вынос из кафе. Дело дошло до того, что сотрудникам пришлось вмешаться. Ленни не был стяжателем и редко хотел чего-то материального, но было трудно понять, где кончаются его личностные ценности и берет верх психическая болезнь. Например, он мог потратить 20 фунтов на угощение для нового больного, но и не думал купить себе что-нибудь из одежды, хотя обносился до дыр. Как-то раз он купил пару найковских кроссовок «Эйр Джордан» и всячески ими похвалялся. Мания избавляла его ото всякой стеснительности, и назавтра во время утренней встречи больных он исполнил свою версию «Риверданса», вялую и раскоординированную, а остальные хлопали и подбадривали его криками. А неделю спустя он отдал кроссовки больному, с которым и парой слов не обмолвился. Я боялся, что его эксплуатируют. Хотел, чтобы Ленни сохранил хотя бы часть сбережений, и запретил ему раздаривать имущество.

– Черт возьми, это мои деньги, мои кроссовки, мои ноги, чтоб вам пусто было! Вы мне не хозяин! – орал он на следующем обходе.

Опять я отрицательный герой.

В хорошие дни Ленни был почти патологически жизнерадостен. Он задавал своим громовым голосом развязные личные вопросы о моей жене, отцовских обязанностях и даже сексуальной жизни, а потом рассказывал какие-то малоприятные истории о себе. Я вежливо пытался перевести беседу в другое русло, нередко к вящей потехе коллег. Плутовской огонек в глазах Ленни заставлял меня заподозрить, что какую-то крошечную долю мании Ленни все же контролировал и все это делал развлечения ради. Что ж, молодец. Он даже прозвал меня Маугли (из «Книги джунглей») – отдает расизмом, но смешно. Контрперенос, который возник у меня, был примерно такой же, как и с Джозефом, у которого тоже была мания. Я чувствовал прилив сил и во время некоторых наших бесед откровенно веселился. Словно болтал с хорошим приятелем. Очень нестабильным и непредсказуемым, вульгарным, сексуально озабоченным приятелем, который, возможно, когда-то выпивал с группой «Кинкс».

В плохие дни Ленни орал так, что все отделение пряталось. Даже Джордан, лукавый и иногда склонный к провокациям, и тот обходил его по большой дуге. Ленни осыпал меня всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями. Обвинял в том, что я задумал отравить его лекарствами, потому что завидую его невероятному интеллекту, ведь ай-кью у него триста баллов. Летом 2015 года он в течение двух недель каждое утро поджидал меня у окна своей палаты, чтобы разразиться бранью в мой адрес, когда я проходил через двор по дороге в отделение. Его злобные выходки видели все. Другие сотрудники больницы, как и я, привыкли иметь дело с враждебными высказываниями и оскорблениями со стороны наших нездоровых подопечных. Мне сочувствовали и пытались утешить. У меня были смешанные чувства. В какой-то степени я был словно ребенок, уворачивающийся от словесных оскорблений приставучего школьного хулигана. Я, конечно, не считал, что мне грозит физическая опасность, но ситуация была крайне неловкая. Однако, честно говоря, в глубине души я даже потешался – отчасти благодаря несравненному лексикону Ленни. Одной из самых его цветистых фраз была «Ах ты прогнивший костоправ, убийца неумытый, ублюдок, варвар, заноза у меня в боку!»