Казус бессмертия

Шрабер уже рассчитал количество эликсира, необходимое для принятия человеком его комплекции, но никак не решался ввести сыворотку себе. Мыши, как известно, разговаривать не умеют, и что с ними происходит после принятия препарата, он не знал. Может, это жутко больно? А что случится с разумом? Пауль боялся и потому все не решался произвести эксперимент над собой.

Неожиданно раздалась настойчивая трель звонка. Шрабер встрепенулся и, чертыхнувшись, открывать дверь не пошел. Пусть думают, что никого нет дома… Но звонок не унимался. Трезвонили нагло и длинно, не собираясь, по всей видимости, прекращать это занудное действие. Пауль встал, подкрался к правому окну, слегка отвел штору и осторожно выглянул.

За невысоким забором, ограждавшим маленький аккуратный садик, Шрабер увидел свой небольшой «Фольксваген», пылившийся на улице. Между ним и калиткой маячил какой-то человек. Он переминался с ноги на ногу и непрерывно жал на кнопку электрического звонка. Пауль понял, что отсидеться не удастся и придется выйти к неожиданному посетителю. Он со злостью выругался, нацепил на нос очки и, старчески шаркая тапками, пошел открывать калитку.

Звонившим оказался молодой крепкий парень лет двадцати пяти. Коротко подстриженные черные вьющиеся волосы покрывали его большую голову. Мясистый горбатый нос торчал над пухлыми губами, а два больших, навыкате, глаза с темно-карими зрачками пронзительно глядели на Шрабера. Молодой человек изогнул губы в улыбке и произнес по-португальски:

– Простите за беспокойство…

– Говорите по-испански, − раздраженно перебил его Пауль.

– Извините, − парень заговорил на довольно сносном испанском языке.

– Подскажите, пожалуйста, не здесь ли живет доктор Жуан Муэлью?

Шрабер ответил:

– Дальше по улице, четвертый дом справа.

Он попытался захлопнуть калитку, но молодой человек навязчиво продолжил:

– Говорят, он очень хороший терапевт? Я приезжий и никого здесь не знаю, но мне в отеле рекомендовали доктора Муэлью как специалиста по простудным заболеваниям и акклиматизации.

Парень фальшиво покашлял. Шрабер с резкостью в голосе ответил:

– Возможно, это так и есть. Но я с ним незнаком и ни разу к нему не обращался. Извините, мне некогда с вами разговаривать.

Он захлопнул калитку перед носом надоедливого прохожего и, ругаясь про себя, пошел в дом. Пауль подумал о том, что таких докторов, как этот Муэлью, необходимо отправлять к чертям подальше или использовать в моргах для отмывания поверхностей столов от формалина. Больше они ни на что не годятся. Зато деньги получать с больных умеют. Причем, непонятно за что! В Парагвае по фермам шлялся один знахарь-индеец из племени гуарани. Так он занимался не только животными. Индеец вылечил столько людей, сколько этому чертовому Муэлью и присниться не могло. Но это не главное… Паулю очень сильно не понравился надоедливый прохожий. «Сразу видно − еврей!» – подумал он. – «Наглый, самоуверенный, коварный еврей. Еврей-проходимец».

Шрабер зашел в дом, закрыл дверь на ключ, уселся в кресло и посмотрел на пробирку. Спокойствия в мыслях не было. После разговора с прохожим на сердце стало почему-то тревожно, и тревога никуда не уходила. Паулю вдруг вспомнился Эйхман. Тот ничего не боялся и чувствовал себя в Буэнос-Айресе, как дома. После смены фамилии посмел второй раз жениться на своей прежней жене. Нагло жил со всей семьей в Аргентине и плевать хотел на решения Нюрнбергского трибунала. До поры до времени. И где он сейчас? Рассеян прахом над морем. А все − эти чертовы евреи! Выследили, схватили среди бела дня, вывезли, судили и повесили…

Пауль нервно побарабанил пальцами правой руки по столу. Ему захотелось вдруг сесть за руль своего Фольксвагена и уехать в Парагвай. Он рассмеялся и решил, что в Парагвай уехать никогда не поздно. Подумаешь, еврей дорогу спросил. Может, этот еврей – просто еврей, и ему действительно нужен был чертов доктор…

От этой мысли настроение Шрабера улучшилось и он, наконец, решился. Действие не заняло больше одной минуты, благо нужную вену искать не пришлось. На старческих руках их было в достатке. Вены вырисовывались под кожей в любом месте, и создавалось впечатление, что они сами просились под иглу. Пауль профессионально и безболезненно ввел в одну из них препарат, прижег ранку ватой со спиртом и, удобно расположившись в кресле, принялся терпеливо ждать последствий, прислушиваясь к ощущениям.

Ничего не происходило. Шрабер подумал о мышах. Всех подопытных грызунов он убил неделю назад. Кого инъекцией, кого ножом. Никто из них, естественно, не ожил. Воскрешение – фантастика, ничего общего с медициной не имеющая. Но, если хорошенько подумать, то эликсир бессмертия – фантастика не меньшая!