Кедровая долина

(Миссис Хеманс)

Итак, пред очи Стенли предстала девушка. Попытаемся нарисовать ее словесный портрет. Благородные пропорции фигуры, совершенство черт лица, утонченный блеск волос. Одного быстрого взгляда довольно, чтоб узреть очевидные эти достоинства. Но приметливый взор сумеет оценить необычайное очарование лица – единение честности, святости и простоты. Несомненно, женская природа расщедрилась, создавая это юное совершенство.

Наряд девушки состоял из широкой и длинной темно-голубой юбки и светлого жакета. Рукава плотно обтягивали плечи и широко спадали вниз. При каждом движении мелькали контуры изящных рук. Брошь схватывала жакет сверху. Воротник был оторочен серебристой бахромой. Разделенные на голове строгими пробором, чудесные кудри спадали на плечи. Весь облик ее вкупе с убором заявлял о целомудрии и чистоте.

Завороженный, Артур Стенли глядел на девушку и едва дышал. Она не заметила его, повернулась и пошла по тропе. Сердце рыцаря вмиг соединило прошлое с настоящим, сплавило мечту с явью.

“Мари!” – вскричал юноша и кинулся ей наперерез. Неожиданность была столь велика, что девушка покачнулась и удержалась на ногах лишь благодаря подоспевшей твердой руке. Она хотела высвободиться, воскликнула что-то невнятное, и в голосе ее слились ужас и радость. Выдержка покинула ее, и слезы остановили уста.

Началась неистово удивительная эта встреча, но отчего нет праздника на лицах? Стенли вспоминал о счастливом томлении невысказанной любви. Оба чувствовали тогда, что созданы друг для друга, но не срывались слова признания с губ. Сейчас подступили воспоминания о мимолетных блаженных часах. Мари плакала. Казалось, лучшими своими красками страдание рисовало смятенные картины прошлого пред мысленным взором ее.

Стенли напомнил Мари, как однажды решился разорвать не взятый ими обет молчания, и признался в любви. Она, любя и страдая, сказала, что никогда не сможет составить его счастье, и даже любить его есть великий грех для нее, и уступка чувству опустошит обоих. Он тщетно умолял Мари объяснить тайну этих слов.

В тот год Артур был срочно вызван в свой военный лагерь, и они расстались, не объяснившись. Когда вернулся, он не застал Мари. “Она в родительском доме” – сказал друг ее отца дон Альберто, у которого Мари гостила. Стенли пытался выведать у него, где живет ее отец – он хотел явиться к нему и просить руки Мари. Но дон Альберто ловко уклонился от ответа. Мари исчезла, остались тайна и любовь. И вот он нашел ее, и что же – вновь расстаться?

Почему, почему она не хочет, чтоб он просил благословения у ее отца? Речь его была красноречива и горяча. Но Мари без колебаний повторяла свой необъясненный отказ и молила покинуть и забыть ее. Она сказала, что если откроется существование кедровой долины и убежища в ней, то жизни ее и ее отца окажутся в опасности. Страх Мари был столь откровенен, что Артур честью поклялся хранить секрет.

И все же почему их жребий – расставанье? Мари обручена с кем-то другим? Тяжелая и мучительная эта мысль заставила вздрогнуть его. “Нет, Артур, нет, – прозвучал торопливый ответ, – я никогда не полюблю никого, кроме тебя. Мое сердце отдано тебе, и потому руку мою я не отдам никому, и испытание это мне назначено судьбой нести до смерти!”

“Ответь, прекрасная Мари, почему чистую свою любовь ко мне ты называешь жестоким словом “грех” и гонишь меня, лишая надежды?”

“О, Артур! Отцовское проклятие слишком грозная сила. Не испытывай меня более. Я слаба, и нежные твои слова убавляют от твердости в повиновении долгу. О, зачем ты полюбил меня, зачем зажег мою любовь?”

Очевидное страдание в голосе Мари не унимало настойчивости Артура. Вновь и вновь он просил открыть тайну отказа: ведь знай он подноготную, и все бы силы положил на спасение любви! Молчание было ему ответом. Он взглянул в ее лицо – она бледна, как мел, в глазах застыли слезы.

“Ты слишком хорош, слишком благороден, – заговорила, наконец, Мари, – чтоб я решилась причинить тебе горе, назвав неприглядную причину. Не страх смыкает мне уста, но слабость. Узнаешь правду – и с презреньем отвратишься от меня, и мне не вынести такой муки!”

“Презрение, отвращение! Мари, ты бредишь! – нетерпеливо воскликнул Стенли, – не терзай меня столь страшными словами – они нам чужды!”

И Мари решилась. Бледная, сухими от волнения губами, но твердым голосом она произнесла то сокровенное, что разлучит их навек. В испуге Стенли выпустил ее руки из своих. Он глядел на нее изумленно, и вот, презрение и отвращение непроизвольно исказили лик его, но не погасили искру любви в глазах.

“Теперь вы знаете все, сеньор Стенли, – сказала Мари, и руки ее сложены на груди, и на лице написаны скорбь и покорность судьбе, – мне больше не надо умалять вас покинуть меня. Ваше лицо вполне красноречиво. Сожалею, что слишком долго химера казалась мечтой. Всякий раз, вспомнив, кто я есть, вы испытаете облегчение – слава Создателю, все позади!”