У тебя может не быть много денег, но если у тебя есть посадки кедра, хоть одна десятина на своей земле, — тебя введут в городской Совет и будут искренне уважать.
Нет кедрача, но есть бочки с золотом — для всех ты просто скоробогач. Да хоть на золотой посуде ешь, хоть по нужде ходи в золотой унитаз — никого не волнует.
И это же особое отношение к кедру, безусловно, значит, что никто земли, занятые ныне нами под "угодья" ни под каким видом никогда нам в собственность не передаст, даже если мы и захотим. А выкупить их у города — ты знаешь, в какую сумму они оценивают один гектар местных чернозёмов — закачаешься.
Поэтому, — Сидор с флегматическим видом на миг задумался. — Вывод один. Сваливать с этих якобы угодий надо, куда угодно, потому как ничего нам там сделать просто не дадут. Или дадут, но при этом ободрав как липку, а потом всё равно отобрав всё что сделано.
А если уж и заниматься кедровниками, как требуют моя Белла вместе с твоем Машей, то только там, куда не дотянутся жадные лапы Совета. То есть или у нас в горах, или на озёрах. А на озёрах ящеры, — уныло констатировал он. — Да и в горы они частенько забредают.
Корней, резким взмахом руки остановил унылую речь Сидора.
— Кстати о Бугуруслане. А ведь там, в предгорьях могло бы быть много молодого подроста, в тех самых найденных им кедрачах. Которые вполне можно было бы нам использовать как свои собственные саженцы. Тогда бы все и наши проблемы с плантациями были бы решены. Сейчас же, как я понял из твоего нытья, получается, хрен знает что. Где брать саженцы — непонятно. Что делать — непонятно.
Бросить — жалко, а вкладываться — жаба душит.
Корней, внимательно глядел на мрачного Сидора.
— Давно хотел спросить, — вдруг неожиданно сменил он тему. — Зачем ты к себе в дом притащил целое дерево? Да ещё с корнями.
Небрежным кивком головы Корней указал на небольшое засохшее деревце кедра, стоящее в углу комнаты. Пол под ним был густо усыпан опавшими иголками, среди которых отдельной горкой возвышались снятые с него шишки.
— Да, — равнодушно махнул рукой в ту сторону Сидор. — Хотел поближе на него взглянуть, под микроскопом профессора. Надо же разобраться, что это за порода такая странная. Точно ли это тот самый горный поморский кедр, или что-то ещё. И с чего бы это он так резко принялся плодоносить.
— Пытался отломить ствол у корня — не вышло, крепкий сволочь. Пытался срубить топором, так чуть топор не сломал. Интересно стало, вот и притащил. А что с корнями — так попробуй его сломать, особенно у шейки — хрен что получится. Удивительно крепкая древесина.
— И? — немного оживился Корней. — Узнал что нового?
— Только то, что на богатых чернозёмах великолепно развивается корневая система растений, — устало зевнул Сидор. — Что я и так хорошо до того знал. Ничего нового.
Сделал пару поперечных спилов со ствола, сломав зубья у двух пил, но ещё не смотрел. Не до того было, да и профессор микроскоп не дал, жадина такая. Какие-то у него там свои срочные дела, оборудование всё занято. Сунулся в лабораторию к нему — выгнал, сказал, что не до меня, приходи позже. Теперь сижу, жду, когда освободится.
— А ты не думал на недельку смотаться в горы и поговорить с ребятами атамана на предмет покупки у них саженцев? — хмыкнул Корней. — Чай, мы им не чужие, вместе предгорья осваиваем. И если у них действительно есть молодой десятилетний подрост, как все говорят в городе, то с ними наверняка можно договориться о поставках, на каких-нибудь льготных условиях.
— Вот и девочки о том же постоянно твердят, — мрачно буркнул Сидор. — Только они не знают так хорошо тех двух друганов, что вместо атамана там теперь всем заправляют.
И это не люди атамана, учти на будущее. Они разругались с Бугурусланом вусмерть и теперь сами по себе. Впрочем, как и раньше оно было.
Так вот, — криво усмехнулся Сидор. — Последний год я плотно с ними общался и вот что скажу. Они хрен тебе монетку медную уступят там, где можно получить всё. Удавятся, но на уступки не пойдут. Каким бы ты для них другом ни был.
— Шёл бы ты спать, Сидор! — устало покачал головой Корней. — Уже ночь глубокая на дворе, завтра, рано с утра ребята с завода приедут, а ты всё говоришь, говоришь, говоришь…. Уже голова от твоего ныться распухла, а ты всё не угомонишься, нудишь и нудишь.
Сам не спишь, и другим не даёшь.
— Какой тут сон, — глухо протянул Сидор, с тоскою глядя на устраивающегося на диване в гостиной Корнея. — Тут от этих подсчётов, голова кругом идёт, да во всех небритых местах шерсть дыбом встаёт, а ты про какой-то сон думаешь.
Махнув на него рукой, Сидор с обречённым видом опять уткнулся в свои записи и остался сидеть, склонившись над ними и подперев щеку правой рукой.
Когда на утро Корней поднялся встречать ожидаемых рано утром гостей, тот так и спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в бумаги.
Глава 5 И снова атаман
То, что следующим утром привезли с собой литейщики, впечатляло.