Keeping 13 (ЛП)

Мои бедра, обе голени и пах были распухшими, уродливыми и покрытыми синяками, бинты прикрывали те части тела, которые были разрезаны, но три мои любимые части тела все еще были, так сказать, целыми. Мой член был там, и мои яйца составляли ему компанию.

Нахмурившись, я изучал себя, чувствуя себя странно оскорбленным из-за того, что кто-то побрил мне яйца без разрешения, но решил не злиться из-за этого. Я провел впечатляющий полуфинал, вероятно, из-за волнения оттого, что все еще был цел и невредим, так что я воспринял это как победу.

Благодарю тебя, Иисус.

Снова прикрывшись, я вздохнул с облегчением и придвинул к себе поднос с едой, чувствуя, как аппетит возвращается с удвоенной силой.

Ты в порядке, я продолжал мысленно повторять про себя, поглощая рашер, ты поправишься, ты вернешься на поле, и все будет хорошо.

Но ее не будет, прошипел тихий голосок в глубине моей головы, и ты знаешь почему.

Яростно вгрызаясь в очередной рашер, я продолжал останавливаться и обдумывать каждое мгновение, проведенное с Шэннон Линч, с того дня, как я нокаутировал ее своим мячом, до того момента, как отослал ее из этой комнаты.

Я полагал, что это был механизм преодоления. Я избегал своих переживаний по поводу предстоящей терапии и перспективы проиграть в чемпионате до 20 лет. Я не мог думать о регби прямо сейчас. Если бы я это сделал, была очень большая вероятность, что у меня случился бы срыв, поэтому я сосредоточился на Шэннон Линч, зацикливаясь на каждой крошечной, незначительной детали, пока не был уверен, что взорвусь.

Что-то не так.

Что-то не так, и ты это знаешь.

Открой свой гребаный разум и думай!

Уронив вилку и нож, я отодвинул поднос и снова потянулся за телефоном. Повторно набирая номер Джоуи, я вцепился в телефон и молился об ответе. Моя тревога разрасталась внутри меня до такой степени, что я не мог думать ни о чем, кроме нее. Когда меня снова встретило его голосовое сообщение, я потерял самообладание.

— Слушай, ублюдок, я знаю, что ты получаешь мои сообщения, так что можешь либо ответить на свой чертов телефон, либо написать мне ответ. Я не остановлюсь, пока не поговорю с ней. Ты меня слышишь? Я не собираюсь уходить нахуй.

— Доброе утро, любимый, — прощебетала мама, входя в мою больничную палату, прерывая односторонний разговор, который я вел с автоответчиком Джоуи Линча. — Как сегодня твой пенис?

Дай мне сил…

— Перезвони мне, — пробормотал я, прежде чем закончить разговор и уставиться на маму.

— Я принесла тебе цветы, — продолжила она, не дожидаясь ответа, ставя букет цветов, понятия не имею, как они называются, на поднос у моей кровати. — Ты был так расстроен. — Улыбаясь, она подошла к моей кровати и стала возиться с одеялами. — Я подумала, это может тебя подбодрить.

— Как там мой пенис? — Вцепившись в простыни вокруг себя, я подтянул их к груди, не веря, что она не стянет их и не проверит сама. — Ты думаешь, это нормально — спрашивать об этом своего сына?

Мама пожала плечами. — Ты бы предпочел, если бы я назвала его Вилли, милый?

Иисус Христос.

— Ну, мне не шесть лет, ма, так что нет, я бы не предпочел этого, — выпалил я, настороженно глядя на нее, когда она зависла у края моей кровати. — И все прекрасно.

Мама прикусила губу. — Ты уверен…

— Я уверен! — рявкнул я, отбрасывая ее руку, когда она, как я и предсказывал, попыталась стянуть с меня одеяло. — Господи, ма, мы уже говорили об этом раньше. Тебе нужно начать уважать мои границы!

Тяжело вздохнув, мама присела на край моей кровати и погладила меня по щеке. — Ты хотя бы покажешься своему отцу? — Она бросила на меня кровоточащий взгляд. — Я так волнуюсь.

— Не о чем беспокоиться, — проворчал я. — Все в порядке. Я в порядке. Мы оба чертовски хороши, ма. Ты же знаешь, я в больнице.

— Да, но…

— Поверь мне, я в порядке. — Я показал ей поднятый большой палец. — Все хорошо, ма.

Мама тяжело вздохнула. — Честно говоря, я не знаю, смогу ли я когда-нибудь доверять еще одному слову, которое слетит с твоих уст. — Она прикусила губу и одарила меня тем ужасающим взглядом раненой матери — тем, который всегда глубоко ранил меня, предназначенным для того, чтобы заставить сына почувствовать себя куском дерьма. — Ты действительно подвел меня, Джонни.

Господи, поверни нож, почему бы тебе…

— Я знаю, мама. Господи. — И я так и сделал. — Мне действительно жаль. — Зная, что она не успокоится, пока я не пойду на компромисс, я выдавил: — Так что, если тебе от этого станет легче, я покажу папе, когда он заглянет.

Мама умиротворенно улыбнулась, и я откинулся на подушки, благодарный за то, что избежал именно этой пули. — Врачи были здесь сегодня утром?

Я кивнул. — Да, они появились первым делом.

Она выжидающе посмотрела на меня. — И что?

— Они отпустят меня домой утром.

— Так скоро?

Я закатил глаза. — Прошло три дня, а у меня не было операции на сердце.