Keeping 13 (ЛП)

Джонни выключил фонарик на своем телефоне и бросил его на пол, прежде чем завернуть наши тела в одеяло. — Расслабься, — прошептал он, притягивая меня ближе рукой, которую он подсунул под меня. — Мы просто спим. — Затем он обнял меня другой рукой, окутывая самым плотным коконом. — Ты в безопасности. — Я почувствовала, как его губы коснулись моего затылка, и дрожь прокатилась по моему телу. — Я обещаю.

Я обхватила обеими руками его предплечье и просто держалась за него, впитывая ощущение того, что его тело выровнено с моим. Его сила, его запах, его прикосновения, звук его дыхания… Я впитывала каждую секунду этого момента и заперла ее в драгоценную капсулу времени на задворках своего сознания, храня ее в безопасности вместе со всеми остальными и молясь, чтобы у меня было что добавить к ней. — Не отпускай, ладно?

— Я не буду, — пообещал он, крепче прижимая меня к себе.

Я знала, что завтра у меня будут неприятности. Когда я вернусь домой, меня будут ждать каменные выражения лиц и горячие нотации, но сегодня вечером я не могла найти в своем сердце повода для беспокойства.

Джонни провел рукой по моему боку, взад-вперед, снова и снова, его прикосновения были легкими, как перышко.

— Как это было? — спросил он, касаясь губами мочки моего уха, пока говорил. Его пальцы задержались на моем боку. — В тот день?

Я точно знала, что он имел в виду: тот день на кухне. — Эм.. — Я закрыла глаза и долго и упорно думала, прежде чем ответить. — Это казалось… несправедливым.

— Несправедливым?

Я слегка кивнула и крепче обняла его. — Потому что я думала, что все кончено, и я не была готова к тому, что это произойдет.

— Это?

— Моя жизнь.

Он резко втянул воздух. — Это еще не конец, Шэннон.

— Нет. — Я зажмурилась и поборола прилив печали, зная в глубине души, что мы думали о двух противоположных вещах. — Это не так.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — прошептал он. — Я знаю, что это ни хрена не значит, и это, вероятно, худшее, что я мог сказать человеку в твоей ситуации, но это так. — Он уткнулся лицом в мою шею и прошептал: — Мне так чертовски жаль, что тебе достались эти люди в качестве родителей.

По моей щеке скатилась предательская слеза, за ней другая, а потом еще одна. — Я думала о тебе, когда это происходило, — призналась я, прикусив губу так сильно, что почувствовала знакомый металлический привкус во рту.

— Я?

Кивнув, я вытерла заплаканную щеку о его предплечье. — Я знала, что со мной происходит, я знала, что не могу это остановить, поэтому я просто вспомнила свое самое счастливое воспоминание и уцепилась за него.

— Что это было?

— Ты и я, — прошептала я, дрожа. — Те вещи, которые ты говорил мне в больнице. И все те другие разы тоже. Я вызвала тебя в своем воображении и сосредоточилась на твоем лице. Я представила твой голос в своей голове и просто держала тебя там — в своем воображении. Разговариваешь со мной. Успокаиваешь меня. Заставляешь меня чувствовать себя… — мое дыхание сбилось, и мне пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем закончить: — в безопасности.

— Господи, Шэннон, — выдохнул он, сжимая меня еще крепче. — Ты никогда не узнаешь, как сильно я жалею, что меня там не было.

Затем вокруг нас воцарилась тишина, но она не была напряженной.

Вместо этого это успокаивало.

Глубоко утешало.

Джонни потребовалось время, чтобы переварить то, что я ему сказала. Он не засыпал меня вопросами. Он просто оставался рядом со мной, задавая по одному вопросу за раз, а затем давая себе время обдумать мой ответ, а мне — свою жизнь.

— Все, что я помню, — это постоянные крики и страх боли, — ответила я несколько часов спустя, когда Джонни спросил о моем раннем детстве. Снаружи брезжил рассвет, окрашивая комнату в жуткий сероватый оттенок, и ни один из нас не сомкнул глаз. Свет, постепенно проникающий через огромные окна, помог мне разглядеть веснушки на его предплечье, шрамы на костяшках пальцев и вены, которые, казалось, просто выпирают из его подтянутой, загорелой кожи. — И это чувство внизу живота, ужас — это самое знакомое чувство, которое у меня есть. Я почти чувствую, что со мной что-то не в порядке, когда я не волнуюсь. Мне не нравится чувствовать себя нормально. — Я тяжело вздохнула и сосредоточилась на его пальцах. У него были длинные пальцы с грубыми и мозолистыми подушечками, и я не могла перестать их трогать. — Я постоянно на взводе, все время жду грусти, потому что это то, к чему я привыкла — то, что я запрограммирована чувствовать, ожидать и с чем живу. — Поморщившись, я провела пальцем по подушечке его большого пальца и добавила: — Ну, по крайней мере, так говорят Патриция и Кармел.

— Патриция, социальный работник, — сказал Джонни, вспомнив ее имя из одного из своих предыдущих вопросов, когда он взял мою руку в свою и переплел наши пальцы, поддерживая меня. — А Кармел — это…

— Консультант из больницы, — добавила я, уткнувшись носом в его руку. — Хотя я встречалась с ней всего дважды и больше не собираюсь.

Рука, которой он водил вверх-вниз по моей грудной клетке, замерла. — Почему нет?