Кеес Адмирал Тюльпанов

– Мы странствующие рыцари Христа. И всех мы вас закопаем в землю или перевешаем вверх ногами… Господи, на то твоя воля. Аминь.

У меня даже холодок по спине пробежал. Примерно такое же говорил Слимброк Железному Зубу.

– Самое неприятное, – говорит Лис, – что ты попал в передрягу, которая у них называется «Испанская ночь». Попомни мои слова, но рано или поздно такой ночкой снесут голову твоему Молчаливому. Они уже тысячи укокошили. А разных там королей, императоров – целую дюжину! Принц для них – раз плюнуть.

Я вскочил и сказал:

– Спасём принца!

Лис только было открыл рот, чтобы ответить, как заскрипел и стал опускаться подъемный мост. Слышно было, как за стеной тяжело топали лошади, пищал ворот. Всполошились куры, индюки, хозяйки стали поднимать корзины с зеленью, строили в ряд тележки.

Мост опустился, отворились ворота, вышел бородатый человек с алебардой и закричал:

– Прра-пускаю! Возы на базар прра-пускаю! Пошлина серебром, а с женщины – медью!

На конце алебарды болтается деревянный башмак. Туда и положено сыпать пошлину. Но это, конечно, тому, у кого есть, а нам с Лисом до алебардщика нет дела.

Мы прошмыгнули в город за первой повозкой и шли с ней до базара. А мне нужен принц Вильгельм Оранский по прозвищу Молчаливый. В каблуке для него свинцовая трубочка.

По деревянному настилу вдоль канала шла женщина – видно, из хорошей семьи. В белом чепце и коричневом платье. Решил спросить у неё. Женщины всегда добрее. Сделаешь такое лицо, ещё по голове погладят, а может, дадут лепёшку.

Вот я и забежал вперед, вежливо так приподнимаю шляпу и говорю:

– Фреле, не скажете…

Только не досказал, потому что поперхнулся. Передо мной стояла Эглантина, как будто по небу из Лейдена прилетела. Та самая Эглантина Бейс, которой мы сочинили мадригал с Караколем, но ничего из того не вышло.

ДОМ НА ВЕРВЕРС ДЕЙК

Конечно, я удивился. Как она выбралась? Мы разыграли целую комедию и то чуть не попались, а она уже тут, идёт себе по улице.

Но Эглантина объяснила, что в самый туман, когда своих ног не увидишь, она прошла посты вместе с прыгуном по имени Рыжая Пташка. Спешила к дяде, который вроде бы заболел, но сейчас его нет. Вместе с Молчаливым он в Роттердаме Я, в общем-то, обрадовался встрече и всё рассказал, даже про письмо. Меня ведь предупредили, что, если не будет принца записку можно отдать и Бейсу, дяде Эглантины.

– Они со дня на день приедут, – сказала Эглантина. – А сейчас пойдёмте ко мне… Кеес, ты Караколя не видел? Куда-то он пропал, искала его по всему Лейдену.

Я поперхнулся и побоялся сказать про Караколя. А Лис стал громко напевать какую-то песню. Вообще он сразу напыжился и стал важным. Наверное, не хотел ударить лицом в грязь перед Эглантиной.

Толком не объясню, как прошёл день. Всё точно в тумане. Эглантина привела нас к себе домой, кормила вкусными штуками, даже пирожками-олеболлен, которых не удалось поесть в Лейдене. Смотрел я какие-то картинки, отвечал на вопросы и помню, что никак не соглашался лечь спать. А потом, как добрался до подушки, вроде бы на карусели поехал, и сразу всё пропало…

Снилось мне разное, но один сон хорошо запомнил. Как будто разбила мать тарелочку из дельфтского фаянса, которая висела у нас на стене. Взяла одну половинку и ушла. А я кричу: «Мама, мама!» А мама ушла в темноту. Поднял я вторую половинку и тоже пошёл в темноту. А потом стало светлее. Смотрю – прямо передо мной рай. Боженька стоит и всех пропускает. Меня задержал, а я показал ему половину тарелки. Вынул боженька вторую, приложил к моей, увидел, что сходится, и пропустил. Прошёл я ворота, а там опять темнота, Я снова кричу: «Мама, мама!»

Тут Лис меня разбудил.

– Чего ты, – говорит, – кричишь, спать не даешь. А за окном уже утро. Проспали мы чуть ли не сутки. Я подошёл к окну.

Рядом с домом блестит вода – какой-то большой канал. А напротив высокая церковь с густыми деревьями. Небо чуть-чуть желтоватое, весь воздух поэтому как густое молоко.

Почему-то мне стало жалко себя. Вспомнил маму, отца, и захотелось плакать. Так иногда после сна бывает. Лис объяснил потом, что ночью кровь остывает, и сердце делается слабым, как у девочки.

Эглантииа кормила нас бараниной с бобами и показала из окна длинный сероватый дом. Оказалось, это монастырь святой Агаты, и там живёт принц Оранский по прозвищу Молчаливый. Окно его кабинета смотрело через канал в нашу сторону. Как только оно распахнется, значит, принц уже в Дельфте и можно нести письмо.

Потом Эглантина ушла, а мы решили погулять по городу. На белой стене в кухне висело много тарелочек, а одна просто лежала в углу на скамейке, разбитая, точно такая, какую я видел во сне. Снова у меня в груди что-то пискнуло. Взял я один осколок и положил в карман.

Дельфт показался мне похожим на Хаарлем, где жил дядя Гейберт, – такой же чистый и маленький. Каналы здесь прямее, чем наши, а гавань побольше. Много всяких кораблей под разноцветными флагами. Лис всё высматривал, нет ли у моряков трухи для продления жизни, но купить-то её всё равно было не на что.

Подкатил к одному бородатому в шляпе по самые уши.