Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния

Втроем они покинули квартиру, оставив Фрикаделине грязную посуду. Впереди пошел ван дер Югин. Он нес птичий дом, как флаг. За ним — Сусанин с кульком гвоздей, а за Сусаниным — дочь с молотком. И трубил туш, Адам на ходу завязывал шнурки, а Антонина постукивала молотком по воздуху и приговаривала: «Тук-тук-тук». И играл на губах, Адам — в надежде на успех, а Антонина играла в папу, прибивающего скворечник.

Дом к тому времени, когда Сусанин продрал глаза с намерением устроить революцию, давно завелся на субботние обороты. Из раскрытой форточки в квартире Чертоватой неслись всхлипы магнитофона и Сплю, из окна повыше — звуки пощечин, звон стекла и крики: «Убью, стерва!», а еще, непонятно из какого окна, неизвестный олух обкидывал прохожих селедочными головами и картофельной шелухой. У подъезда, на параллельных рядах скамеек, между которыми очень пришелся бы стол, не загороди он вход-выход, сидели бабки и складывали в подолы шелуху семечек. Рядом маленькие девочки упражнялись в «классы». Тут же в кустах палисадника валялись еще с пятницы три друга Бутылки — Ивашка Встенкин, Серега Какусов и Рахит Лукумов, ноги которого не знали о существовании носков, а пятилетний Вова из семнадцатой квартиры собирал на асфальте дождевых червей и прятал у алкоголиков за шиворотом. Над домом кружила и каркала стая ворон, караулившая помоечную машину, за которой ринутся вдогонку жильцы с мусорными ведрами. В этих ведрах — воронье счастье.

Собственно, других птиц в Сворске не знали и в помине. Зато лоснящихся, жирных, как индейки, ворон летали такие тучи, что приезжему человеку казалось, будто он попал в город, где, кроме падали, ничего нет. Вороны были большие и наглые. Если им наступали на хвост, могли ответно цапнуть не хуже собаки.

Поэтому, когда из дома вышел ван дер Югин со скворечником под мышкой и с тушем на губах, a за ним — Сусанин, передвигавший ботинки, как коньки, и Антонина, озорующая молотком, бабки посмотрели на всю троицу с подозрением. Даже пятилетний Вова раскрыл рот и положил в него приготовленного для Встенкина червяка. Даже Вова знал, что вороны живут на гнездах, и самую дохлую из них не втиснешь в дырку скворечника, а если просунешь каким-то чудом, то получится не птичий домик, а птичий гробик.

На лице Сусанина было написано блаженство. Он мечтал походя о том, как пригвоздит скворечник к дереву и на его плечо сядет благодарный голубь. Да хоть воробей! Лишь бы с прилета новой породы пернатых началась новая эра Сворска. «Мне нужна эта птица как глас неба, приветствующий мои действия», — думал Сусанин, хотя был политеистом и его олимп нависал над газовой плитой в кухне и громко жужжал, когда работал. Как древний грек, Адам кормил своих богов дымом и запахом жареной пищи, а как древний римлянин, готов был назвать олимп любым именем, хоть «Запахоуловитель ЗУ-16». И если жертва подгорала, то Фрикаделина злилась, а Сусанин радовался. «Путь к душе божества лежит через его желудок», считал он.

Не пройдя и двадцати шагов, Адам остановился у первого же дерева и, подтянув штаны, стал карабкаться вверх.

— Давай здесь! Смотри, как красиво! — сказал Адам и прислонил скворечник к стволу.

— Выше, папа.

Сусанин послушно залез повыше.

— Здесь?

— Здесь дупло. В нем поселится кошка и съест птенцов. Еще выше.

Услышав о кошке, которая поселится в дупле, бабки испуганно переглянулись.

— Чему удивляться! — сказала одна. — Яблоко от яблони…

— Ван дер Югин, — позвал Адам, — лезь-ка сюда с гвоздями.

Пока прибивали скворечник, Сусанин допустил оплошность: он поставил ботинок на край дупла, ботинок соскользнул, и нога по колено ушла внутрь дерева. Сусанин стал вытаскивать ее, но не тут-то было — нога увязла прочно.

— Что делать, Вань? — спросил Адам.

— Это, наверное, ботинок не пускает, — решил И. — Попробуй вылезти из него и вынуть ногу.

Из подъезда вышел сантехник Бутылки с авоськой пустых бутылок:

— Здорово живешь, Адам Петрович! Как унитаз? Функционирует?

— Я застрял, — пожаловался Сусанин.

— Придется выдолбить вот такой кусок, показал ван дер Югин.

— Может, перепилить? — подсказал Бутылки.

— Дерево завалится на дом. А меня пришибет, — рассудил Сусанин.

— Ты поднатужься, Адам Петрович, — покряхтел сантехник.

— Где у тебя инструменты? — спросил ван дер Югин.

— На антресолях, — ответил Сусанин.

Адам застрял на дереве в позе инвалида. Одной ноги у него как будто не было, другая болталась, не находя опоры, а руками он держался за сук, чтобы не повиснуть головой вниз. «Дерево распяло меня за то, что я прибил скворечник», — решил Сусанин.

Бутылки отогнал угрозами Вову, не желавшего бросать свои бирюльки с червяками, вынул из кустов дружков и привел их в чувство демонстрацией авоськи и фразой о трех рублях в кармане.

— Но сначала, — сказал сантехник, — надо освободить Адама Петровича, потому что он — ответственное лицо, а мы — пропойцы.