Кейджера Гора (ЛП)

Всё также я лежала нагой, на спине, задавала себе вопросы, и не могла найти на них ответов. Я перекатилась на бок и сжалась в позу эмбриона. В отчаянии я вцепилась зубами в шёлковое покрывало. На самый главный для меня вопрос я не находила ответа: была ли Татрикс внутри меня. Я так не думала. Во мне было что-то ещё, и я боялась этого «что-то». Я узнала о нём, только познакомившись с этим варварским миром, миром - в котором я должна быть верной своей женственности, и в котором были истинные мужчины.

И в этот момент я поняла, как мне показалось, в чём смысл этого странного сна, увиденного в полубреду, и навеянного мне то ли вином, то ли неизвестным снадобьем. Он больше не казался мне противоречивым. Я подумала, что возможно два характера, или, что более вероятно, две женщины, чрезвычайно схожие друг с другом, пытались привлечь моё внимание, в метафоричных образах, в символических превращениях, характерных для сновидений, к несоответствиям между тем, чем я в действительности была и тем, чем хотела быть. А я, несомненно, хотела бы стать Татрикс! Разница между двумя женщинами, двумя характерами теперь была ясна. С одной стороны я, беспомощная, стонущая под властью Лигуриуса, немногим лучше, чем рабыня, и с другой стороны она, надо мной, намного выше надо мной, надменная, решительная, властная, холоднокровная и сильная. Я заплакала, горько зарыдала. Я поняла смысл моего сна, или того, что казалось сном. Не было во мне ничего от Татрикс, совсем ничего не было!

И так, я не была Татрикс. Только не в моём сердце! Там я была, в лучшем случае, чем-то иным. Рассердившись на себя, я вскочила с кровати, и, подойдя к окну, положила руки на прутья решётки. Много раз я, таясь от всех, проверяла их прочность. Решётка была тяжелая, мелко набранная, кованная, негнущаяся. Я осторожно прижалась к ней щекой. Металл прутьев приятно холодил мою кожу. Отступив на шаг, и держась за прутья руками, я смотрела через крыши Корцируса туда, где за стенами города расстилались бескрайние поля, луга и леса. Город тонул во тьме подо мной. Но некоторые из главных проспектов, таких как проспект Ификратеса, были освещены слабыми лампами. В большинстве гореанских городов, если мужчины выходят из дома ночью, они берут с собой факелы или фонари. Я подняла голову и вгляделась вверх, в скрытые за пеленой влажной ночи небеса. Я увидела пробивающийся сквозь дымку свет двух из трёх лун этого мира. Внезапно, неожиданно для самой себя я бешено дёрнула решётку. Они заявили, что это нужно для моей защиты. Но я же не могу открыть решётку, или убрать прутья, чтобы потом, скажем, связав между собой одежду или постельное бельё спуститься вниз по импровизированной верёвке! Кто спорит, конечно, эта решётка действительно не пустит тех, кто, возможно, поднимаясь вверх, или спускаясь с крыши по веревкам, попытается пробраться во дворец. Но они же, несомненно, отлично служили и для того, чтобы держать меня в пределах этой комнаты! Что это за комната, спросила я сама себя. Это на самом деле мои защищённые от всех опасностей этого мира покои, или же скорее это моя камера? Я вернулась к стоящей в центре комнаты большой кровати, обернулась и бросила последний взгляд на ненавистную решётку.

Я подошла к высокому зеркалу, висевшему на стене позади туалетного столика. В тусклом лунном свете, проникавшем через зарешеченное окно, из зеркале на меня смотрела симпатичная девушка. «А она довольно привлекательна», подумала я, может быть даже достаточно привлекательна, чтобы быть рабыней. Мне вспомнилось, как Сьюзан заявила что вполне возможно, что мужчины, по крайней мере, некоторые из них, могли бы найти её довольно интересной, действительно интересной, или даже достаточного интересной для того, чтобы заключить в неволю. Мне самой было мучительно интересно знать, могла ли она, то есть, конечно же, я, понравиться мужчине. Возможно, если бы она попыталась очень настойчиво понравиться мужчинам, то кое-кто, проявив к ней максимум снисхождения, мог бы найти её приемлемой. Я покрутилась перед зеркалом, изучая девушку за стеклом. Да, я думал, это не невозможно, что её могут счесть достойной ошейника.

- Госпожа прекрасно выглядела бы, будучи выставленной на прилавке для торгов, - заявила как-то Сьюзан.

- Ты и в самом деле думаешь, что Ты свободна, Тиффани? – спросил я своё отражение в зеркале.

- Да, - ответила я за неё. - Я свободна.

Я повернула левое бедро к зеркалу, и приподняла подбородок. Теперь я изучала девушку в зеркале с этой стороны. Я задавалась вопросом, на что она будет похожа с клеймом на бедре и в ошейнике.

- ты видишь, Тиффани, - сказала я. – На твоей ноге не выжжено клеймо. На твоей шее не заперт ошейник.

Я смотрел на девушку в зеркале, и спрашивала её и себя, кто я, и что я.

- Я - Татрикс Корцируса! – ответила я сама себе, но девушка в зеркале, казалось, не была Татрикс, она явно, была кем-то ещё, чем-то иным.