Кейджера Гора

Теперь я уже с нетерпением ожидала ошейника и клейма. Теперь они были неизбежны. Мне просто не оставляли никакого выбора в этом вопросе. Хочу я того, или нет, но они вскоре будут помещены на меня. Теперь я уже надеялась, что буду хорошо выглядеть в своем ошейнике, я надеялась, что клеймо будет красиво смотреться на моей ноге. Оно потрясающе выглядит на большинстве женщин, и я надеялась, что не буду отличаться от них. Все же интересно, была ли я действительно прирожденной рабыней.

Интересно, подумала я, неужели я изначально была предназначена для ошейника и клейма.

— Возможно, — вынуждена была признать я.

Мне оставалось только надеяться, что прикосновение раскаленного железа не окажется слишком болезненным. Ведь это делалось не ради причинения боли, а для того, чтобы метка осталась навсегда.

— Ты не спишь, — шепотом заметила женщина подле меня.

— Да, Госпожа, — призналась я.

— Ты можешь быть красоткой, и мужчины будут любить Тебя, но не советую Тебе думать, что Ты лучше нас, — предупредила она.

— Да, Госпожа, — тихонько прошептала я, стараясь не разбудить остальных.

— Ты — всего лишь маленькая Шлюха, — с презрением сказала она.

— Да, Госпожа.

— И Тебе, также как и нам, предстоит стать рабочей рабыней, моя дорогая, — напомнила мне женщина.

— Да, Госпожа.

— А теперь засыпай, распутная варварка, — приказала рабыня.

— Я попробую, Госпожа, — пообещала я, но в это мгновение, в моей памяти вновь всплыли воспоминания о тех бешеных ощущениях, что вызвал во мне возница, и я непроизвольно застонала и дернулась.

— Да тихо Ты уже! — возмутилась женщина.

— Да, Госпожа. Сожалею, Госпожа!

Я лежала среди рабынь, прикованная цепью вместе с ними, на подстилке закрывшей твердые доски настила фургона, под брезентом. Снова не выдержав, я повернула головы и зажала одеяло в зубах. Против моей воли, мои бедра зашевелились.

Я боялась.

Я боялась того, что рабский огонь уже пылал в моем животе.

Глава 24 Фабрика

Я стояла в длинной очереди, приблизительно из двадцати девушек, во дворе одного из ткацких цехов фабрики Минтара из Ара. Мы все были раздеты.

Позади нас послышался скрип закрывающихся вторых из пары тяжелых входных ворот. Я с грустью посмотрела назад, и вокруг себя, осмотрев двор, и отметив высокие стены, и караулки охраны.

— Даже не думай о побеге, Тиффани, — предупредила девушка, стоявшая позади меня, которую назвали Эмили.

— Отсюда есть только один путь, — усмехнулась следующая за ней девушка, — и этот выход должен Тебе понравиться, надо всего лишь стать приятной для мужчин.

Почти любая женщина, я подумала, могла стать приятной для мужчин.

Я уже знала, что даже те женщины, которые, объективно, казались простушками, быстро меняли свое отношение, и покорившись и уступив своей женственности, и своим самым глубинным эмоциям, вполне могли расцвести небывалой красотой. Однако, находясь на фабрике, немногие из них знали бы это. Возможно, такие женщины, до ужаса боящиеся мужских прикосновений, могут неопределенно долго оставаться в цехах, отрабатывая свои долгие утомительные смены, прикованные цепью за левую щиколотку к ткацкому станку. Подобные фабрики, кстати, как и некоторые другие низкие виды рабства, такие как, общественные кухни и прачечные, практически играют роль наказания за уголовные преступления на Горе.

Например, свободная женщина, приговоренная к рабству, скажем, за преступления или долги, может по приговору суда, обнаружить себя порабощенной и проданной за гроши в такое вот рабство. Такие виды рабства также обеспечивают место, для использования женщин, которые, как считается, ни для чего иного не годятся. Оказавшись здесь, большинство женщин, уже в течение короткого времени, стремится убедить рабовладельцев в том, что они имеют еще немало потенциальных возможностей для служения и удовольствий. Если же женщина предпочитает оставаться в таком рабстве, то и это будет сочтено владельцами вполне приемлемым вариантом.

— Но это, также, очень опасно, — заметила другая девушка, — если доставлять им слишком много удовольствий, надсмотрщики могут припрятать Тебя и держать для себя.

— Вы — все шлюхи, — зло заявила крупная, некрасивая женщина — Лута, стоявшая позади нас.

Послышался хлесткий удар плети, и мы все испуганно вздрогнули. Никто из нас не хотел бы почувствовать ее ремни на своей голой коже.

— Никаких разговоров в очереди, — зычно приказал мужчина, и мы все опасливо замолчали.

Луте не стоило говорить так громко. Я не думаю, что мужчина имел что-то против того, что мы шепотом переговаривались между собой.

Луту я боялась до колик. Это была крупная и сильная женщина, и я совершенно точно могла сказать, что я ей не понравилась.

— Следующая, — рявкнул сидевший за столом мужчина, и мы все дружно сделали шаг вперед.

Из женщин того рабского фургона с Аргентумской дороги, в этой очереди со мной остались лишь две: Эмили и Лута.