Я опустила руки, крепко вцепилась в края раковины и сделала несколько вдохов, чтобы расслабиться. У меня было достаточно забот, чтобы еще добавлять вражду Слэйтеров с моими братьями и их глупую драку в мой постоянно растущий список. Я отказываюсь мириться с этим всем. Ни от кого не приму дерьма, даже от своей семьи. Это окончательно. Мне не нужен стресс.
Кивнув самой себе в зеркале, я повернулась и вышла из ванной. Спустилась по лестнице и прошла на кухню, где застала отца, ругающего моих братьев.
Я почувствовала, как мой гнев спал, когда увидела Гэвина, и как он был избит. У меня не было любимого брата, но я чувствовала себя немного ближе к нему, потому что помогала отцу с ним после того, как моя мама умерла, рожая его. Конечно, мне было всего шесть, когда родился Гэвин, и я мало что могла сделать, но я старалась изо всех сил. Я знала, что не следует жаловаться, привлекать внимание отца или быть всеобщей проблемой. Я смирилась с тем, что больше не ребенок и что в нашей семье произошли серьезные перемены.
Я взяла его за подбородок.
К тому времени, когда мне исполнилось десять, а Гэвину четыре, я готовила ему еду, мыла и убирала за ним, одевала и играла. Он повсюду ходил со мной. Я отводила его в детский сад по дороге в школу и забирала после уроков по дороге домой. Один из наших старших братьев всегда следил за нами, чтобы убедиться, что мы оба пришли на занятия вовремя, и в безопасности. Думаю, они просто позволяли мне верить, что я привожу Гэвина в садик и обратно, потому что это заставляло меня чувствовать, что на мне лежит большая ответственность за него.
Я никогда не говорила им, что знала, об их слежке за нами все эти годы — они просто делали то, что я делала с Гэвином, хотели убедиться, что мы в безопасности. Не могла винить их за это, все еще не могла... за исключением тех случаев, когда они делают действительно ненужные вещи, такие как драка с другими людьми из-за меня.
— Я их обработаю, — сказала я отцу и достала аптечку из-под кухонной раковины.
Мой отец проворчал:
— Вы не заслуживаете того, чтобы из-за вас суетились, маленькие засранцы.
Джеймс простонал:
— Господи, папа, чего ты от нас ожидал? Это Слэйтеры!
— Мне плевать, кто они такие; ты должен больше уважать свою сестру, чем обращаться с ней как с ребенком, который не может справиться со своей ситуацией. Ей двадцать восемь лет.
Я обошла отца, когда он остановился и пнул Джеймса в ногу.
— И это за то, что отец ребенка ударил Эйдин по лицу.
— Па! — зашипел Джеймс, наклонился вперед и быстро потер то место, куда его пнул наш отец.
Я почувствовала, как мои губы скривились.
Джеймс сердито посмотрел на отца, но ничего не ответил. Ему было тридцать четыре, но он знал, что возраст ничего не значит, когда речь заходит о нашем отце. Если он ответит или не будет знать свое место, ему придется искать место, чтобы спрятаться. Всем моим братьям придется. Даже если бы они были больше нашего отца, он бы очень быстро уменьшил их до нужного размера.
Я громко фыркнула, и это заставило Джеймса метнуть острый взгляд в мою сторону.
— Не смотри на меня так; ты тот, кто только что сделал мою жизнь в десять раз тяжелее.
— Ты обвиняешь меня? — сердито спросил Джеймс.
— Да, обвиняет — огрызнулся отец, — и я тоже.
Джеймс вскинул руки вверх.
— Я защищаю свою младшую сестру и получаю за это такую реакцию? Чертовски потрясающе.
Я уставилась на Джеймса.
— Ты ударил Кейна по своим собственным чертовым причинам, не притворяйся, что сделал это, чтобы защитить мою честь. Мне двадцать восемь. Я не должна иметь дело с этим дерьмом от своей семьи.
Я отвернулась от Джеймса и подошла к Гэвину, который держал свое окровавленное лицо. Я открыла аптечку, а затем пошла и взяла миску с водой. Положила в нее немного льда из автомата для льда в холодильнике и взяла чистую тряпку.
— Посмотри на меня, — попросила я Гэвина, когда снова подошла к нему.
Гэвин сделал, как его просили. Он даже не поморщился, когда я окунула тряпку в ледяную воду и начала вытирать его лицо. Я была зла на него, и совсем не за то, что он дрался. Он только помогал нашим братьям, но я была зла, что он пошел на Алека. Алек может быть милым, как пирожок, но он жестоко дерется, когда это необходимо. Лицо Гэвина было тому доказательством.
— Большой крутой парень теперь... не так ли? — пробормотала я Гэвину.
Взгляд Гэвина метнулся к нашим братьям и отцу, но когда увидел, что они не обращают на нас никакого внимания, он расслабился.
— Почему ты так нервничаешь? Рано или поздно они все равно узнают.
Гэвин проворчал:
— Ты им расскажешь?
Я пожала плечами.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких? — спросил мой глупый брат.
Я наклонила голову к нему.
— От того, добровольно ли ты покинешь круг Брэндона или мне придется вытащить тебя из него.
Гэвин отстранился от меня.
— Черт возьми, Эйдин.
Рука так и чесалась его ударить, но вместо этого я осторожно положила ее на плечо Гэвина.
— Я люблю тебя, и должна быть уверена, что ты не участвуешь в такой жизни — это моя обязанность, как твоей…