Давно уже разочарованный, запутанный Горбачевым народ ждет от Ельцина быстрых и решительных действий. Остановив шахтерские забастовки и договорившись с Горбачевым о новой форме союзного договора по схеме «9 + 1», объявляет свой Указ о департизации. Все партийные структуры ждали этого указа, но его объявление вызвало шок в КПСС, которая солидно, как и в старые времена, готовилась к пленуму своего ЦК, убеждая себя в том, что она — правящая партия, рассуждая о том, как править и куда, а тут оказалось, что с ней просто управились указом. Управились грубо и по-хозяйски — без обсуждения в Верховном Совете, без изнуряющих голосований, без аппаратных утрясок и согласований, не оставляя никаких иллюзий, кто действительно правит. В принципе указ Ельцина не содержал в себе ничего страшного для КПСС. Он не касался ни ее структур, ни ее собственности, а лишь запрещал — только на территории РСФСР — иметь парторганизации в системе промышленных предприятий, государственных организаций и вооруженных силах. Но у КПСС аж дух захватило от обиды и возмущения. Посыпались ссылки на статьи Конституции, апелляции к международным пактам о правах человека, обращение в Комитет конституционного надзора. «Удар по миллионам коммунистов, которые не мыслят себя вне трудовых коллективов!» — истерично вопила партийная пресса, сознательно передергивая факты, тогда как на самом деле это был удар по параллельной государственной структуре. Удар по неконституционной структуре, подмявшей законную власть и явочным порядком захватившей право управлять и решать.
Огромным мешком мокрого песка висела КПСС на парализованной стране, не давая ни шелохнуться, ни вздохнуть. И уступать не собиралась, грозно намекая, что собирается отстаивать свои права и свое имущество танками. Имущество партии: дворцы и небоскребы обкомов, горкомов и райкомов по всей стране, типографии, санатории и больницы, специальные обкомовские цеха на мясокомбинатах, кондитерских фабриках и хлебозаводах. Обкомовская колбаса, обкомовские конфеты, обкомовское молоко. Партия создала отделенный от страны материальный мир, этакое Зазеркалье внутри СССР, роскошный оазис посреди нищеты, где иначе едят и пьют, иначе летают и ездят, иначе отдыхают и лечатся, иначе умирают и иначе сходят в могилу. Можно было еще выбить себе визу куда-нибудь в Париж, но в это Зазеркалье — никогда. Оно охраняется тщательнее государственных границ и никто кроме избранных не имеет туда доступа. Однако все это — лишь небольшая часть принадлежащего партии. Главная же собственность партии — все, что есть в нашей стране, вся промышленность, весь транспорт, все колхозы и совхозы, все учреждения культуры — практически все, что есть на одной шестой планеты, включая, естественно, и население. Именно в ЦК КПСС, а не где-нибудь утверждались все главные руководители, не только партийные, но и хозяйственные, и даже выборные советские. Над каждым министром дамокловым мечом висел соответствующий завотделом из ЦК. Его имени не знал никто в стране, но его власть была безгранична.
Огромные суммы перечислялись, переводились, тратились с таинственной ссылкой:
«По указанию директивных органов». Директивные органы — одна из подпольных кличек КПСС. И теперь это все отдать вот так — по Указу какого-то там президента?! Извините. Никто всерьез не собирается выполнять приказ Ельцина, понимая, что выполнение будет началом конца. Партия апеллирует к своей последней надежде — к своему генсеку. Но тот собирается в Лондон на встречу с семеркой. Ему не до партийных интриг. Впрочем, на спешно собравшемся пленуме, Горбачев выражает готовность сложить с себя должность генсека, «если товарищи так настаивают». «Товарищей» охватывает паника. Президент соглашается и улетает в Лондон. Давно уже президент чувствует на западе гораздо спокойнее, чем дома. Сколотилась уже своя компания: президент Буш, Джон Мэйджер, Миттеран, канцлер Коль. Все уже давно на «ты». «Как твои дела, Майк?» Сочувствующие взгляды, сердечные улыбки, крепкие рукопожатия. Но денег не дают. Под обещания больше ни цента. Под конкретные программы дадим. Но конкретных программ нет. «Я не понимаю, Майк, — спрашивает президент США, — почему ты так цепляешься за устаревшие структуры? Они же прогнили насквозь. Дунь — и они рассыпятся». Последние аналитические выводы ЦРУ объемно дали ситуацию в СССР и Буш внимательно их прочел перед отлетом в Лондон. Горбачев бледнеет, красное родимое пятно на его лбу становится ярким, как пятно крови. За его спиной стоит начальник его личной охраны генерал КГБ Медведев, его личные переводчики — офицеры КГБ. Он нигде не может позволить себе ни одного лишнего слова. «Дунуть некому», — улыбается он в ответ, хотя ему совсем не до смеха.