Огромные толпы уже запрудили улицы. Люди лезут на танки, спрашивают солдат и офицеров, что случилось. Никто из них ничего не знает. Где Горбачев, что с ним? Никто ничего не знает. Приказано было войти в Москву и встать вот на этом месте, где стоим. Командиры танковых батальонов даже не знают, где их дивизионные штабы, которые заблудились где-то в лабиринте московских улиц. Связь в городе работает плохо. Зажатые бастионами домов танки чувствуют себя неуютно. Из любого окна в любой момент может вылететь бутылка с горючей смесью, а то и граната. Их предупреждали о боевиках с гранатометами и «Стингерами» и бросили в Москву без боезапаса. Сквозь шум толпы, урчание работающих на холостом ходу танковых двигателей, продолжает что-то капать и литься из громкоговорителей:
«…4. Приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений… Проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается. В необходимых случаях вводить комендантский час, патрулирование территории, осуществлять досмотр, принимать меры по усилению пограничного и таможенного режимов… Решительно пресекать распространение подстрекательских слухов, действий, провоцирующих нарушение правопорядка, неповиновение должностным лицам, обеспечивающим соблюдение режима чрезвычайного положения…»
На заводах и в учреждениях закончилась ночная смена. Люди хлынули на улицы. Где президент? Убит, арестован, умер, убежал в Штаты, погиб при катастрофе. Появляются портреты Горбачева. Горбачев — разочаровавший всех, предмет насмешек и анекдотов, политик с нулевым рейтингом, которому давно уже никто не верил и не доверял, вдруг сплотил своим именем народ. «Горбачев! Горбачев!» — скандирует толпа в стихийном протесте против случившегося. Люди еще толком не поняли, что произошло, но мерзкое звучание фраз из репродукторов напомнило всем о временах, возвращения которых не желает никто. Горбачева убили за то, что он хотел уничтожить эту гнусную систему. Верните нам нашего президента!
«… 8. Установить контроль над средствами массовой информации, возложив его осуществление на специально создаваемый орган при ГКЧП…»
В Архангельском — резиденции президента России — Борис Ельцин и группа его сотрудников слушали поток сообщений по радио. Среди них были и мэры Москвы и Ленинграда — Попов и Собчак. «Все ясно, — сказал Ельцин со своей странной улыбкой. — Началось…» Попытки связаться с Горбачевым ни к чему не привели. Линия правительственной связи не работала. Было решено пробиваться в здание правительства России на Краснопресненской набережной и действовать по обстановке. Охрана проверяла оружие. Она не собиралась сдавать своего президента, как сдали своего мордастые гебисты генерала Медведева. Около 8 часов утра машина Ельцина выехала в Москву. Впереди и сзади, включив сирены, неслись машины с охраной, откровенно выставив автоматы наружу. Лавируя между танками — на Москву лавиной продолжала двигаться бронетехника — кавалькада въехала в Москву и под вой сирен, мимо молчаливо стоящих танков и безразличных солдат, направилась к «Белому Дому» России, которому вскоре суждено будет стать самым знаменитым зданием в мире.
В Ленинграде первый секретарь обкома Борис Гидаспов, слушая сообщения по радио, даже закрыл глаза от удовольствия, как будто из репродукторов лилась райская музыка. Взглянув на часы и увидев, что уже 8 часов утра, он понял, что больше не вправе сидеть вот так в Смольном, ничего не предпринимая. Машина первого секретаря выскочила из ворот Смольного и помчалась в штаб военного округа. Генерал-полковник Самсонов встретил его без всякого восторга.
Да, он начнет действовать, если в городе начнутся беспорядки и акты насилия. В его распоряжении есть достаточно сил и средств. А зачем он сейчас будет нагнетать обстановку, если все спокойно. В полученных им приказах нет ни слова о том, что он должен пугать армией народ. Но в стране объявлено чрезвычайное положение! — настаивал Гидаспов, — о нем надо хотя бы объявить!» Зачем? Москва уже два часа ничем другим не занимается, как объявляет. И вообще неизвестно, на чрезвычайном положении город или нет. В указе сказано: в ряде местностей СССР. А о Ленинграде ни слова. В этот момент к ним присоединился начальник управления КГБ Курков. К великому удивлению Гидаспова чекист поддержал Самсонова. «Вы с ума что ли посходили оба? — зло спросил Гидаспов. — На этот счет есть специальное постановление ЦК КПСС, а вы не объявляете в городе чрезвычайное положение?» «А почему собственно это должен делать я, — не сдавался генерал-полковник, — вы секретарь обкома, вы и объявляйте!» «Товарищ Самсонов, — играя своими змеиными улыбками, произнес Гидаспов, — вы член бюро обкома. Я не понимаю вашей позиции. Вы назначены комендантом города, вы и должны объявить населению о чрезвычайном положении».