«К гражданам России. В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны. Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом… Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти, так называемый, комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета…
Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам… Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным законам и Указам Президента России… Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участие в реакционном перевороте…»
Крючков выключил радио. Неизвестная станция продолжала транслировать речь президента России и обнаружить ее не удавалось. Результаты уже начинали сказываться. Генерал Прилуков, идя после крючковской головомойки по коридорам своего управления, обнаружил, что все его оперы, изнывая от безделья, пьют чай по кабинетам, хотя им было приказано начать работу по спискам. Оказалось, что приказ Прилукова отменил председатель КГБ РСФСР Иваненко, сославшись на распоряжение Ельцина. Московское управление КГБ подчиняется РСФСР, а не СССР. Это уже было что-то новое. А где сам Иваненко, никто не знал. Ходил слух, что где-то около Ельцина. Кроме того, проводить оперативные мероприятия, когда улицы забиты военной техникой и толпами народа, просто невозможно. Вероятны всякие эксцессы. Прежде всего надо убрать народ с улиц, разгромить это осиное гнездо в Белом Доме, а затем начинать спокойно работать. А для этого надо объявить Москву на чрезвычайном положении, ввести комендантский час и интернировать ельцинскую банду. Он призывает население к бессрочной забастовке. Бывший секретарь обкома! Какой позор! Пока Крючков обдумывал свои дальнейшие шаги, Янаев, Пуго, Бакланов, Тизяков и Стародубцев, опять же по идее Крючкова и при согласии Лукьянова, давали в пресс-центре МИД СССР пресс-конференцию для «советских и иностранных журналистов». На удивление пропускали всех журналистов, кто был аккредитован в Москве, да и своих не обижали — пропускали даже тех, чьи газеты уже были официально закрыты постановлением ГКЧП. Сразу же бросилось в глаза, что отсутствуют Язов и Крючков, а остальные очень сильно нервничают. Даже железный Пуго все время то снимал, то одевал очки, то протирал их, то клал на стол.
У Янаева так дрожали руки, как будто он давал пресс-конференцию накануне смертной казни. Бакланов и Тизяков также выглядели удрученными. Расплывался в улыбке только один Стародубцев, имея на общем фоне весьма дурацкий вид. Открывший пресс-конференцию Янаев говорил сбивчиво, да и никто его толком не слушал, предоставив это магнитофонам. Когда и. о. президента закончил, посыпались вопросы, где Горбачев и что с ним? Янаев, то снимая, то одевая свои дымчатые очки, участливым голосом стал объяснять, что Михаил Сергеевич Горбачев находится на отдыхе в Крыму. За эти годы он очень устал, и требуется какое-то время, чтобы он поправил здоровье. «Полагаю, — пообещал Янаев, — в свое время медицинское заключение о состоянии здоровья Михаила Сергеевича Горбачева будет опубликовано». «Почему, полагаю?» — посыпались вопросы. «А как ваше здоровье?» — спросил итальянский корреспондент. Все затихли, ожидая стереотипного янаевского ответа: «Жена не жалуется», но вице-президент ответил иначе: «Вот, посмотрите, двое суток не спамши». Но выглядел Янаев неважно. На вопрос, почему нет Язова и Крючкова, ответил уклончиво. В прямой эфир пресс-конференцию не пустили. Телевидение Кравченко по всем программам передавало классическую музыку, прерывая ее только для оглашения постановлений ГКЧП. Крючков, как мы знаем, не появился на пресс-конференции, поскольку был занят подготовкой к введению в Москве чрезвычайного положения, которое бы облегчило работу его людям по наведению в столице революционного порядка. Но Язов отсутствовал по совсем другой причине.