Машина генерала Плеханова с притушенными фарами мчалась из Внуково в Москву. Поиски ничего не дали, но удалось выяснить всех, кто имел доступ к самолету. С их адресами Плеханов мчался в Москву, позвонив из машины Крючкову, чтобы тот подготовил группу из десяти толковых оперативников. С самим генералом, не считая арестованного полковника и шофера, было трое. Неожиданно машина резко затормозила. Поперек дороги стоял БТР. Его башня была направлена на машину Плеханова. Выросшие из-под земли люди в пятнистых комбинезонах окружили плехановский «Мерседес». Всем выйти из машины! Руки на затылок!» — последовала резкая команда, которую, понятно, не мог выполнить только полковник в наручниках. «Что это все значит?» — спросил упавшим голосом Плеханов, считая, что арестован по приказу потерявшего терпение Крючкова. «Следуйте за мной!» — прозвучал голос какого-то человека в комбинезоне без знаков различия, в голубом берете десантника. Всю компанию не очень вежливо затолкали в БТР, который, взвыв дизелем, помчался куда-то в ночь…
Генерал Карпухин перестал что-либо понимать. Ровно в два часа ночи группа «Альфа», выйдя на исходные позиции и начав охват Белого Дома со всех сторон, неожиданно дала сигнал, означающий резкую негативную перемену обстановки. Карпухин примчался лично. Спрашивать, что случилось, не. было нужды. Вокруг дома Российского парламента, ощетинившись пушками и тяжелыми пулеметами, стояли десантные бронемашины. На их башнях были подняты трехцветные флаги России. Под их защитой бушевала ликующая толпа. Карпухин решил подождать подлета вертолетов, которые должны были обстрелять здание неуправляемыми реактивными снарядами и высадить десант на крышу, а затем действовать по обстановке. Неожиданный удар из гранатометов по БТРам мог быть эффективным. Да, но ему напомнили, что за машинами, кроме вооруженной до зубов ельцинской охраны, может быть и батальон десантников. «Альфе» совершенно не хотелось лезть в атаку на пушки и пулеметы. Лазутчики в здании прояснили Карпухину обстановку: это батальон Тульской Воздушно-десантной дивизии, приведенный лично командиром дивизии генерал-майором Лебедем. По чьему приказу действовал Лебедь, пока было не совсем ясно. Не исключено, что просто по собственной инициативе. И в довершении всего не прилетели вертолеты. Оказалось, что прекратили внезапно работу наведения и радиомаяки, подчиненные ВВС. Перестал работать и радиомаяк наведения, размещенный предварительно в самом здании. Чувствовалась рука предателей… «Да что за бардак творится в нашей армии?» — совершенно справедливо воскликнул Крючков, звоня в 4 часа ночи Моисееву. Язов еще отдыхал. Отдыхал уже подозрительно долго. Моисеев, как и подобает настоящему генералу, был спокоен. У него уже была потеряна связь с Кантемировской дивизией, но Крючкову это было знать не обязательно. На вопрос, почему десантники вместо того, чтобы захватить Белый Дом, его охраняют, Моисеев ответил, что его это удивляет так же, как и Крючкова. Десантники не получали никаких приказов входить в Москву вообще. Утром разберемся. Моисеев знал, что в Кубинке один за другим садятся военно-транспортные самолеты, набитые десантниками, но почему — не знал. Это была очень интересная ситуация — начальник генерального штаба Вооруженных Сил страны не знал, чьим приказом перемещаются такие крупные армейские контингенты.
Радиомаяк, установленный в машине Плеханова, показывал, что генерал тоже поехал куда-то в Кубинку. Крючков позвонил ему по телефону в машину, но никто не ответил. В машине было и радио. Пытались связаться. Снова без результата. Однако и сигнала тревоги из машины не было. Крючков понимал, что введенные в Москву лучшие правительственные, «придворные», как их называли, армейские части, распропагандированы и толку от них не будет. Их надо выводить из столицы и вводить спецназы КГБ. Но вывести такое количество войск из Москвы было еще сложнее, чем ввести. Он позвонил в Балашиху, где квартировалась целая бригада спецназа и приказал быть готовыми к походу на Москву. Там все поняли и ответили «есть». Спросили, что делать с арестованными Гдляном и прочими. Пока пусть сидят, ответил Крючков, понимая, что этой бригады будет совершенно недостаточно.
Серое, дождливое утро, встававшее над Москвой, блеклым светом проявляло оккупированный город. На мокром асфальте чернели танки, улицы были загорожены опрокинутыми троллейбусами и строительным мусором. Через громкоговорители передавался Указ за подписью Янаева, объявлявший Москву на чрезвычайном положении:
«В связи с обострением обстановки в г. Москве — столице Союза Советских Социалистических Республик, вызванным невыполнением постановления ГКЧП по чрезвычайному положению в СССР № 1 от 19 августа 1991 года, попытками организовать митинги, уличные шествия и манифестации, фактами подстрекательства к беспорядкам, в интересах защиты и безопасности граждан…
ПОСТАНОВЛЯЮ:
1. Объявить с 19 августа 1991 года чрезвычайное положение в г, Москве…»