Кель. Девочка-убийца влюбилась

Универмаг построили одновременно с польским заводом. Бетонный и конструктивистский, он выходил на бывшую Рыночную широким стеклянным фасадом. А с тыла, куда и подошли Кель с Барсучоноком, он был похож на секретную базу секретной организации из компьютерной игры. Служебные корпуса были геометрически ровные, с квадратными окнами в пластиковых рамах. Тут же виднелись две небольшие эстакады для грузовиков с товарами – одна вверх, вторая вниз.

Возле парапета верхней эстакады курил знакомый человек в салатовой жилетке с белым бейджиком.

– Привет, Дин, – сказал Виктор.

Тонкогубый рот выпустил струйку дыма. Серые глазки изучали Виктора, а потом направились на его незнакомую спутницу.

– Привет и тебе, Барсучонок.

Дин был низкий и плотненький, с условной бородкой. В правой брови и левом ухе блестел, словно ртуть, новенький пирсинг.

– Мы в универмаг шли, – пояснил Виктор, – И вдруг видим – ты здесь работаешь.

– Да. Теперь даже я работаю… Кстати, Барсучонок! Я тут собирался задать тебе один вопрос…

– Задавай!

Дин с наслаждением высосал остаток дыма и отбросил окурок щелчком.

– Пошли, внутри поговорим. Неохота спрашивать на воздухе.

Возле дверей служебного входа уже который год ржавели старые тележки со сломанными колёсиками. Они прошли тусклыми коридорами и оказались в прохладном главном зале. Кель внимательно смотрела по сторонам – видимо, намечала путь на тот случай, если придётся убегать.

Дин теперь был продавцом в музыкальном отделе. На металлических полках новомодные компакт-диски теснили дешёвые кассеты.

– Я, конечно, всегда покупал, – заметил Дин, – Но всегда говорил, что ворую. Наши почти все воровали, конечно. Рыжий, Бучалов… Хотя им много музыки не надо. И вот, теперь работаю, чтобы такое пресекать. Агент Матрицы, страж Системы.

– Ты мне вопрос какой-то хотел задать, – напомнил Виктор.

– Да, вопрос. Почему тебя называют Барсучонком? И Алукард, и все остальные.

– Это фамилия у меня такая – Барсучонок.

– Ого, вот оно как…

Дин повернулся к полкам.

– Брать что-нибудь будешь? – спросил он.

– Я не знаю.

– А у вас есть «Соломенные Еноты»? – спросила Диана.

Дин задумался.

– Они, конечно, совсем андеграунд… Погоди, сейчас пороюсь.

Он достал из-под кассы картонную коробку с уценёнными кассетами и начал шуршать. Его пальцы были короткие и волосатые.

Барсучонок посмотрел в основой зал и увидел знакомую фигуру.

– Ого, Алукард пришёл, – произнёс он.

– Это хорошо, что Алукард, – Дин продолжал шуршать, – Но будет ещё лучше, если он что-нибудь купит.

– У вас разве готики нет?

– Готика у нас вон там, – Дин мотнул головой, – И её полно. Но у Алукарда никогда нет денег. Я думаю, это недоработка в его имидже. Гот не должен быть бедным, это слишком цивильно.

Алукард подошёл и заулыбался. Он, как всегда, был в чёрной кожаной куртке и майке с волками.

– Привет всей честной компании! – сказал он. – Ого, Барсучонок с девушкой пришёл. Не ожидал. Познакомишь?

Кель посмотрела на него сквозь тёмные очки. Она не произнесла ни слова.

– Её зовут Диана, – сказал Барсучонок, – А у меня сейчас в жизни много что меняется.

– Везёт тебе.

– Я пока не знаю, насколько везёт.

– Вы где познакомились?

– Мы теперь учимся вместе, – Барсучонок покосился на Диану, но она не реагировала, – Точнее, учились. А теперь мы вместе скрываемся.

– Это бесполезно.

– Что?.. Почему?

– Сегодня вечером всё поменяется.

Алукард подтянул к себе второй стул и уселся посередине комнатки.

– Адамковскому конец, – заявил он, – Самди вернулся.

Барсучонок удивился.

– А школу тоже он захватил? – спросил он.

– Не путай. Школу захватил поэт Гугука. А вернулся – Самди. Самди – это совсем другое дело.

– Понятно, что другое.

– Ты хоть знаешь, чем они отличаются?

– Мы с тобой вместе то видео смотрели.

– Да, конечно. Но ты же главного не знаешь.

Виктор ещё раз посмотрел на Диану. Девушка как ни в чём ни бывало рылась в коробке с кассетами.

Конечно, чего-то лучше не знать.

Но с Дианой ему всё равно было здорово.

А Алукард всё говорил и говорил.

– …Мне отец уже всё рассказал, – продолжал он, – Адамковскому конец, либо сегодня ночью, либо наутро. Губернатор ничего не сможет сделать. Пока он осаждал школу, люди Самди подтянули бойцов к центру.

– Это очень странно, – произнёс Барсучонок, – Я не думаю, что губернатор разрешит, чтобы его свергали. У него же милиция, спецназ…

– Это он так думает, – Алукард ехидно улыбнулся, – Батя, конечно, не стал все карты открывать. Просто сказал, чтобы сегодня сидел дома. Буду я дома сидеть, ага. Тут такое намечается. Историю менять будем.

– Меняйте, но без меня.

– Тебе что, Самди не нравится? Он прикольный. Прикольней Адамковского.

– Я думаю, Самди хочет нам добра, – заметил Барсучонок, – Он хочет, чтобы люди стали крепкими, как надгробья, и благообразными, как фотография на этом надгробье. А когда человек хочет сделать каждого без разбора добрым и мудрым, терпимым и благородным, – то рано или поздно он решит всех убить.

– А что по-твоему нужно правильному человеку делать? – спросил Алукард. – Когда вокруг творится вот такое?

– Я думаю, что человек – это зверь, – как мог, уверенно сказал Барсучонок.