Кель. Девочка-убийца влюбилась

– Я думаю, надо идти.

– Есть одна важная деталь…

– Они сказали, что будут тебя бить?

– Нет. Просто, чтобы не забылось. Я как-то не успел это сказать на свидании, – Барсучонок опустил глаза, – Ты классная, Диана. Ты значишь для меня… очень много и я готов за тебя умереть. Если ты скажешь мне остаться – я останусь здесь.

Кель постояла, обдумывая эту новость. Судя по паузе, с такими вещами она не сталкивалась. Даже в теории.

– Я приказываю тебе идти, – наконец, сказала Диана. Её очки сверкнули, – Ты должен их защитить. А я буду защищаться сама. Не забывай, меня учили.

Барсучонок протянул Беретту обратно. Диана покачала головой.

– У меня уже два ствола, – сказала она, – Более чем достаточно. Покажи только, какой режим. Ага, хорошо, одиночными. Автоматический не включай, а то сразу обойму высадишь.

– Как мне тебя найти?

– Утром, если ничего не будет, я зайду к тебе, – Кель взяла последний кусок пиццы, посмотрела на него и протянула мальчику. Сытый Барсучонок мотнул головой и в покрытый застывшим сыром треугольник впились сверкающие зубки девушки.

– Пожалуйста, берегите её, – Барсучонок обвёл взглядом комнату, словно приглашая всех в свидетели – и бойцов, и мелированную администраторшу, и невидимого повара, и тело Гобземы, которое оттащили в угол и накрыли самой дешёвой скатертью, – Помните, она хорошо стреляет, но… вы сами знаете – иногда одной пули хватает каждому. И тем, кто стреляет хорошо, и тем, кто стреляет плохо.

– Я бы в такую ночь не ходил, – заметил командир, – Когда все валят на площадь, умному надо сидеть в норе и не высовываться. Но если родители сказали – надо идти. Мама – это святое.

20. Кто возле неё – тот возле огня

На улице стало хуже.

Тьма уже опустилась на встревоженный город. Закат догорал, и небо мрачнело с каждой секундой. А здесь, в тени высоких домов, была уже ночь.

Тяжёлый промозглый ветер дул по опустевшим улицам. На площади возле мэрии уже шёл митинг и до Барсучонка долетали обрывки речей.

Мимо прошелестели два военных грузовика. В кузовах сидели ОМОНовцы в полной выкладке – новые прозрачные щиты из пластика, дубинки и шлемы с опущенными забралами.

Надо было уходить как можно быстрее. А лучше – уехать. По Московскому проспекту ходят автобусы, девятый и двадцать шестой как раз останавливаются напротив школы.

Барсучонок ускорил шаг, свернул в арку и понял, что срезать не получится. Дворы элитных домов, что примыкали к площади и Московскому проспекту, поросли за годы демократии целым лабиринтом металлических жёлтых заборов. Из-за намертво спаянных секций насмешливо поблёскивали дорогие автомобили – как у Гобземы или ещё круче.

Сначала Барсучонок собирался перемахнуть через забор, но потом раздумал. Он не знал, сколько преград до арки на проспект. К тому же, его могли заметить. А тут, совсем рядом, творятся такие дела…

В такие ночи надо быть особенно законопослушным.

Вдруг какой-нибудь ОМОНовец зайдёт во двор, увидит и решит, что Барсучонок лезет через забор с революционными целями?..

По верху забора перемигивались красные точечки. Это работали датчики сигнализации.

Голоса с площади стали ещё громче.

Барсучонок прошёл вдоль дома дальше. Там чернела вторая огромная арка. Он нырнул в чёрный зёв, снова вышел на Комсомольскую…

И увидел автобус.

Жёлтый стандартный автобус стоял на остановке и двери были приветливо распахнуты.

Но он не мог ехать, потому что дорога была перекрыта.

Примерно три десятка человек. Некоторые в балаклавах. Некоторые – просто в шарфах и низко надвинутых шапках. В руках – железные прутья и велосипедные цепи.

«Надо отходить», – подумал Барсучонок. И уже отступил на шаг, готовый бежать обратно в безопасный подвал, где не бьют и кормят пиццей.

Он сделал ещё шаг назад, обернулся и увидел живую цепь с другой стороны.

Это были ОМОНовцы – может, те, которых он видел на грузовике, может другие. Они все были на одно лицо – бронежилеты, дубинки и прозрачные пластиковые щиты с чёрной окантовкой. Сзади шёл человек с мегафоном и орал неразборчиво.

Барсучонок отступил в арку. Автобус не отпускал. Он был совсем рядом, и салон горел уютным, апельсиново-жёлтым цветом. Хотелось верить, что всё обойдётся – сейчас будет небольшая свалка, а когда закончат, автобус поедет дальше. Барсучонок отошёл вбок, присмотрелся, на месте ли водитель – и тут два ряда схлестнулись.

Митингующие бросились первыми. Когда до пластиковой стены оставалось пять метров, они обрушились на неё, словно камнепад.

Засвистели цепи, заработали дубинки. Буквально в пяти шагах от Барсучонка человек в шапке и клетчатом шарфе побежал на крайнего ОМОНовца. Тот поднял щит, махнул дубинкой – но человек с клетчатый шарфом вдруг замер и дубинка рассекла воздух. А клетчатый прыгнул – и обоими руками повис на щите.

Крепкий, но гибкий пластик поддался – и изогнулся, словно был картонным.