Когда троица уже села в машину, Кирька не выдержал и выдал:
– Знаете, что я вам скажу?
– Ну, что? – спросил ЭсЭр.
– Я теперь точно знаю, кто стоит за Уолтом Диснеем.
ЭсЭр рыкнул и врезал кулаком по спинке переднего кресла.
– ЭсЭр, ты чего?..
– Ты собираешься и его Камбалой от Микки Мауса доставать?
– Нет, ты чего? Мне и так уже всё ясно. Вот такие, как он – и стоят!
24. Решение приходит на кухне
Этот разговор случился ровно через неделю после происшествия в арке.
Трёхкомнатная депутатская квартира Адамковского на пятом этаже. Кухня когда-то казалась роскошной, но теперь это была роскошь ушедшей эпохи. Тяжёлые кухонные шкафы с хлипкими створками, стол карельской берёзы, накрытый скатертью из хозяйственного магазина, типовая газовая плита.
Адамковский сидел в углу, бесконечно мрачный. Федяев пристроился рядом. Он, как всегда, порывался куда-то бежать, но оставался на месте. Бежать всё равно было некуда.
Трофимук восседал тут же. Он молчал, склонив седую голову и на него никто не обращал внимания. Вообще, не привлекать внимания было его главным талантом. Даже сейчас, когда он взлетел на высокие посты и мог упасть только вместе с губернатором, его седая шевелюра и всегда немного усталый взгляд не раздражали даже родителей Барсучонка.
– Наше положение отчаянное, – говорил Федяев, – совершенно отчаянное.
– Если ты собираешься говорить то, что я и так знаю, – произнёс Адамковский, – то лучше заткнись прямо сейчас.
Федяев замолк. А потом снова начал:
– Мы – дети перестройки. Не будем это скрывать. Почему мы все здесь оказались? Потому что Горбачёв начал перестройку и ускорение. Партия сказала «надо» – и мы ответили «есть». Партии, которая больше не существует, потребовался новый, ленинский призыв. Без этого призыва мы бы так и остались вторыми секретарями райкомов и третьими секретарями горкомов в Шацке, Колькове и других городах, куда никто не поедет, чтобы провести выходные… И теперь мы снова никому не нужны, понимаете? Министр может украсть министерство, завхоз может украсть колхозный рынок, майор КГБ может прийти со своими подопечными и попросить делиться. А что можем мы? Всё, что у нас есть – это депутатское кресло. Его нельзя даже продать, понимаете? И через год мы их освободим. Мы вылетим туда, на улицу, к народу, который ходит с дубинками. Вы слышали, что с малышом Нельсоном сделали?
– Что это за гопник?
– Он был гопник при советской власти. А сегодня… точнее, до вчерашнего дня он собирался стать королём Тиглей.
– Не сказать, что большое владение.
– Чингис-хан тоже начинал с маленькой Монголии. Но со вчерашнего дня Малыш Нельсон – всё! Забили дубинками, среди бела дня. Ноги сломали, руки, лицо в кашу. В парке на Набережной, где бывшая водонапорная башня. Знаете эти заросли? Это там, где Тигли.
– А что потом было?
– Сели в авто и уехали. Что ещё? Ничего больше не было.
– Ну вот видите, товарищи! – заметил Трофимук. – Я тоже думал, товарищи, что всё закончится хорошо. Бандиты нашей области не нужны. Такие асоциальные элементы всегда плохой пример для молодёжи.
– Сегодня хорошо, – ответил Адамковский, – А завтра станет плохо.
– Это ещё как посмотреть… – Федяев рассматривал потолок.
– Если ты не перестанешь молоть чушь и не начнёшь шевелить мозгами, – процедил Адамковский, – то нас тоже скоро не станет. Всех нас!
– Таких, как мы, очень много, – заговорил Федяев чуть быстрее, – Половина депутатов такие. Выборы через год. Купить голоса мы не можем – у нас тупо не хватит.
– Мы можем пообещать, – заметил Адамковский.
– Этот клоун Самди обещает больше. Вот увидите, сделается губернатором, а потом и в президенты пойдёт. Если по дороге не грохнут.
– Если бы мы могли собрать эту половину депутатов в один кулак, – продолжал рассуждать Адамковский, – нас бы никто не задавил. И ни клоун Самди, ни дурак Шепшелей, ни прочие малыши Нельсоны ничего нам не сделают. Собрать всех в огромный кулак и врезать по ним. А потом кулак разожмётся и всей сотней пальцев схватит область. Область будет наша.
– Зарецкий этим уже занимается.
– Нам нужно что-то покрепче слов Зарецкого. Что у нас с милицией и армией? У нас же есть четыре генерала в отставке. Трофимук, что там ваш приятель рассказывает? Какие разговоры в армии?
– Этого я не знаю, – ответил Трофимук.
– Поссорились, что ли?
– Нет. Он умер.
Повисла тишина. Было слышно, как бьётся муха между оконными стёклами.
– Что с ними? Неудачный бизнес?
– Глупее. Авария. Он сразу, жена в реанимации кончилась через два дня. Дочь пока тоже в реанимации. Не знаю, вышла из комы, или по-прежнему…
– Наши соболезнования.
– Видите, какое время сейчас. Все умирают.
В коридоре закукарекал звонок. Федяев побежал открывать.
Он вернулся с Пацуковым. Толстое лицо бывшего почётного свиновода было, как всегда, красным и очень довольным, а в руках – два пакета из новомодной серой бумаги.
– Ну что у вас там, в комитете? – бросил Адамковский.