Коротко дёрнувшись от разряда, бандит гаркнул что-то вроде: «Вырвэргыы» – после чего из его груди вырвался короткий, полный боли, стон. Он сразу же рухнул навзничь, расколошматив спиной бочонок, из которого совсем недавно пил его визгливый друг. Они так и остались лежать до самого конца сражения – по разные стороны от своего любимого бревна.
«Ожог грудной клетки, и гематома на спине, размером с приличный такой арбуз», – констатировал Кель.
В этот момент Ультон, который всё это время упорно делал вид, что кроме кабаньего окорока его ничто в этом мире в тот миг больше не интересовало, но, на самом деле, очень внимательно следил за ходом битвы, процедил сквозь зубы, но так тихо, что его никто не услышал: «Дебилы».
Монарх же, по какой-то причине, не торопился переходить к следующему оппоненту. Вместо этого он стоял, опустив взгляд в землю, словно к чему-то очень внимательно прислушивался. Наконец, недовольно хмыкнув в свою белоснежную бороду, он ещё раз направил палец в сторону торса распластавшегося на земле разбойника, и снова запустил в него молнией. Только в этот раз она была гораздо более тонкой, и, судя по всему, совсем слабой.
Кель даже немного растерялся. По первому впечатлению старец не показался ему жестоким человеком, и уж тем более не кем-то, кто будет больше нужного калечить или издеваться над своим противником. Так или иначе, в следующий миг у юноши появилась вполне себе правдивая догадка.
Получив второй разряд, товарищ визгливого, не открывая глаз, и не приходя в сознание, судорожно вдохнул, да так неистово, что, выгнув спину мостиком, оторвал лопатки от земли. Тем не менее, сие телодвижение далось ему чересчур тяжело – он сипел так натужно, как будто ему в рот и ноздри напихал целую гору ваты.
Лекарь улыбнулся: «Возможно, пациент находится в состоянии…
Кель решил, что Монарх справился со своей задачей, и отвлёк на себя достаточно внимания, чтобы можно было беспрепятственно, не боясь быть обнаруженным, сменить позицию. И уже собрался было перебраться поближе к Джил, за спину к Ультону, когда его остановил шорох, раздавшийся со стороны их бывшего места заключения. Кусты раздвинулись, и в образовавшемся проёме появилось лицо человека, которого лекарь до этого момента не видел.
Он очень злобно, и так громко, как только мог, но всё же полупрошептал-полупрорычал: «Вы чё, обормоты, совсем страх потеряли? В край уже оборзели! Разорались на пол-леса! У кого-то опять кулаки зачесались что ли?».
Буквально через секунду он умолк, так как его взгляд упал на валявшихся то тут, то там товарищей в неестественных позах, которые явно развалились тут не на тихий час, и уж точно не по собственной воле. А ещё он заметил стоявшего к нему спиной старика, который являлся их пленником в течение долгого времени, но теперь почему-то находился не в сетке. Довольно скоро сообразив, что к чему, вновь прибывший головорез шагнул в крепость сквозь кусты, на ходу обнажив меч.
Теперь Кель сумел его разглядеть. Судя по всему, этот человек являлся тем самым патрульным, которого упоминал маг, просто потому что больше никем другим он оказаться не мог. Тот самый четвёртый носитель пурпурной накидки, оплаченной кровью простого солдата. В отличие от остальных разбойников, которые поголовно были гладко выбриты, он носил густые, чёрные, как душа убийцы, усы. Собственно, последним он и являлся. Вообще, он выглядел гораздо более серьёзным, солидным, и заматеревшим, чем остальные члены шайки. В общем-то, внешне, да и по первому впечатлению, он больше походил на Ультона, чем на кого-либо из рядовых членов банды. Лекарь предположил, что усатый приходился главарю первым помощником, или правой рукой, или кем-то вроде того.
Первым делом патрульный оглядел поле боя, и сразу же взгляд его пал на облокотившегося на ствол дерева охранника: «Кинтон, ты урод! Какого хрена ты тут развалился?!» – з авопил он. Но охранник, как и ожидалось, ничего тому не ответил, и даже не шелохнулся, продолжив спать с открытыми глазами, как ему было приказано. Усач взбесился: «Ублюдок! Ты совсем охренел?! То, что ты должен охранять пленников не значит, что ты можешь спокойно стоять, пока остальных калечат! Тем более ты не справился с задачей!»
Но Кинтон, как и полагалось, даже ухом не повёл, игнорируя все призывы соратника.
Патрульный продолжил негодовать, и разбушевался уже не на шутку: