Келльская пророчица

– Но я пока не знаю, какова воля отца. Разумеется, я принесу самые искренние извинения. Уверен, что он не будет так уж зол на меня – да и никто в целом мире не может гневаться вечно, даже мой отец. Да и всякое решение можно при необходимости переменить. Если потребуется, я напомню ему о том, как некогда, в Пролгу, Горим уговорил его сменить гнев на милость.

– Все это до боли знакомо! – прошептал Бэрак на ухо Хеттару. – Сдается мне, новый бог Ангарака слишком много времени провел в обществе нашего принца Хелдара...

– Пожалуй, это и впрямь заразно, – согласился Хеттар.

В душе Гариона вспыхнул огонек безумной надежды.

– Можно на время позаимствовать у тебя Шар? – вежливо попросил Эрионд.

– Разумеется.

Гарион чуть ли не вырвал Шар Алдура из рукояти Ривского меча и поспешно протянул его юному богу.

Эрионд взял мерцающий камень и приблизился к Бельгарату и его жене. Потом осторожно коснулся камнем сперва лба Поледры, а затем – лба Бельгарата. Гарион, зная о том, что прикосновение камня означает неминуемую смерть, со сдавленным криком подался вперед. Но было уже поздно.

Бельгарат и Поледра засветились странным голубым светом, не отрывая глаз друг от друга. А Эрионд спокойно возвратил Шар королю Ривы.

– А у тебя не будет крупных неприятностей? – спросил Гарион.

– Все в полном порядке, Гарион, – заверил его Эрионд. – Вероятно, мне придется в ближайшие несколько лет безжалостно попрать многие законы – так что пора привыкать.

Со стороны моря, оттуда, где высились величественные сияющие колонны, послышался мощный аккорд, напоминающий звук органа. Гарион взглянул на собравшихся богов и даже зажмурился от неожиданности – альбатрос ослепительно засиял.

Белокрылая птица словно растворилась, а мгновение спустя на ее месте в небе явился сам Отец богов.

– Прекрасно сработано, сын мой, – произнес Ул.

– Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять твой замысел, отец, – с выражением искреннего раскаяния ответил Эрионд. – Прости, я такой тугодум...

– Просто ты еще не привык, сын мой. – Величественным жестом Ул дал понять сыну, что тот прощен. – Однако, использовав Шар своего брата, ты поступил совершенно неожиданно и весьма остроумно. – На губах бога заиграла легкая улыбка. – И даже если бы я намеревался оставаться непоколебимым, одно это растопило бы мое сердце.

– Я отчего-то так и подумал, отец.

– Прошу тебя, Поледра, – снова заговорил Ул, – прости мне мою уловку. Это бесспорно было жестоко. Но узнай и то, что я намеревался обмануть вовсе не тебя, а моего сына. Он всегда был скромен и застенчив и крайне неохотно принимал решения. Но поскольку от него теперь зависят судьбы этого мира, он должен учиться творить волю свою, а если потребуется, то и пересматривать собственные решения.

– Значит, это было испытание, о Великий Ул? – дрогнувшим голосом спросил Бельгарат.

– Все, что происходит с нами, – в той или иной мере испытание, Бельгарат, – спокойно объяснил Ул. – Может быть, я немного утешу тебя, если скажу, что ты и твоя благородная супруга с блеском выдержали экзамен. Ведь именно ваша обоюдная решительность побудила моего сына действовать. Это значит, что вы оба верно служите мне, даже когда, казалось бы, все уже закончилось. А теперь, Эрионд, соединись со мною и братьями. Вскоре мы распрощаемся, но прежде должны приветствовать тебя в этом мире, который вверяется ныне в руки твои.

Глава 26

Солнце уже встало – его золотой диск низко висел над горизонтом. Небо ярко голубело, а от _ легкого ветерка, дующего с запада, на гребнях волн курчавилась нежная белая пена. Камни, из которых сложена была диковинная пирамида, возвышающаяся посреди рифа, все еще были влажны от ночного тумана.

У Гариона от усталости кружилась голова. Тело его отчаянно жаждало отдыха, но мозг работал неустанно, переплавляя впечатления в мысли, а мысли – в образы – и так до бесконечности. Но все это происходило на той зыбкой грани, что отделяет бодрствование от сна, и порой Гариону казалось, будто он грезит наяву. Впрочем, он знал, что у него будет время осмыслить все, происшедшее в этом странном Месте, которого больше нет. Но теперь все переменилось – ничто в этом мире не было реальнее высот Корим: ни Тол-Хонет, ни Мал-Зэт, ни Вал-Алорн... Гарион еще нежнее обнял спящих жену и сына. Он наслаждался их запахом. Волосы Сенедры источали все тот же пьянящий цветочный аромат, а запах Гэрана ничем не отличался от запаха обыкновенного ребенка – вот разве что выкупать его не мешало. Лишь тут Гарион понял, с каким наслаждением сейчас выкупался бы сам. Да, вчерашний день был не из легких...