Кельтика

– Твоя возлюбленная переживает. Она уже с ног сбилась, разыскивая тебя.

– Она мне не возлюбленная! – накинулся я на предводителя клана, не сразу поняв, что меня поддразнивают.

– Слишком худая, да? – Он расхохотался, раздвинул ветки и вошел в мое убежище.

– Слишком опасная.

Собаки вертелись рядом и дышали нам в лицо, пока им не приказали сесть и успокоиться. Они сразу же выполнили команду.

– Но она уже влезла тебе в душу. Я это вижу.

– Да, и глубоко, – признался я, а Урта кивнул, словно все понял.

Он вздохнул:

– У меня с Улланной то же самое. Когда на меня нападает ярость крови, я чувствую, что Улланна рядом со мной. Она дотрагивается до моего лица или плеча, и приступ отпускает. А потом она сидит со мной и болтает о «тундре», уж не знаю, что это такое, об охоте, о зиме в горах, о надвигающейся войне с какими-то гнусными бандитами, о которых я никогда не слышал. Она рассказывает забавные истории, которые в их племени сочиняют, чтобы скоротать время, о женщинах, которые не уступают в свирепости мужчинам. А я, Мерлин, смеюсь. Она смешит меня. И если даже часть того, что она говорит о своих подвигах с копьем и мечом, правда, значит, она может целый месяц без перерыва развлекать народ своими историями. Она мне нравится. Очень нравится. Она меня смешит.

– Но ведь это же прекрасно.

Урта настороженно взглянул на меня и сморщился, как от боли:

– Мне нельзя сейчас смеяться, Мерлин. Мне нужна вся моя ярость крови. Жизнь не может продолжаться, пока Куномагл не замолк навеки, пока не лежит с растерзанной грудью, расклеванной воронами. Ты понимаешь меня? В моем сердце живет Айламунда. Она говорит со мной во сне. Во сне я обнимаю ее. Ты это понимаешь?

Я сказал, что понимаю. Впервые за все время Урта побрился, подровнял бороду и коротко подстриг волосы. Он стал красивым. Волосы на голове были подготовлены к тому, чтобы залить их известковой водой и сделать из них странный, колючий гребень, который кельтские воины считали необходимым атрибутом солдата на войне.

Теперь Урта выглядел чистым и красивым, в глазах появился блеск, но это была не ненависть, а интерес.

Хотя он еще не был готов расстаться с ненавистью, но мог легко ее потерять.

Словно угадав, о чем я думаю, Урта повторил:

– Мне нужна моя ярость крови.

Он взывал ко мне о помощи. Просил помочь ему сохранить злость. Просил напоминать ему, что его жена и сын были преданы, убиты, они взывают к отмщению.

Я кивнул в знак согласия, вроде бы он был доволен.

– Мне нужна моя ярость крови.

– Я знаю. И Куномагл ее получит. Ясон будет держать твои копья, я буду лечить твои раны. Мы оба будем его оскорблять.

– Только пока он жив.

– Естественно.

– А когда он будет мертв, только я буду его поносить.

– Конечно.

– Спасибо. – Он повернулся ко мне снова и заговорщически ухмыльнулся. – Значит, она проникла в тебя? – повторил он, толкая меня в плечо. – Маленькая Ниив – в сердце молодого старика?

– Она забралась глубже. Сердце еще ладно. У меня в сердце находится ледяной клинок, я умею им пользоваться.

Все повторяется снова: я открываю свое сознание перед этим нахальным молодым кельтом.

– Вот в чем дело! – воскликнул он, потирая руки. – Ну конечно, кости, твои старые кости, резные кости. Она добралась до них?

– Да, добралась. И мне непонятно, почему ты так веселишься.

– Наверное, потому, что не совсем понимаю. Если честно, я давно хотел тебя спросить. О твоих костях. Насколько я слышал, на твоих костях начертаны заклятия, магия, колдовство и различные рецепты приготовления всей той чепухи, которой похваляются друиды: из коры, плесени, красной охры. Надо признать, что это часто срабатывает…

– Да, на моих костях – заклинания…

– Заклинания! Ну конечно. Я вот что хотел узнать. Когда ты умрешь и вся эта убогая плоть сгниет, – он похлопал меня по щеке и ущипнул за руку, – эта уродливая, старая плоть будет сожрана крысами и одичавшими собаками, птицами – падальщиками и прочими тварями, которые не слишком привередливы в еде, и останутся лишь кости, только магические кости. Кости бедного старого мертвого Мерлина…

– К чему ты клонишь, Урта?

– Могут ли они сгодиться кому-нибудь вроде меня? Если я сохраню их себе?

Я уставился на него. Он шутит? Или серьезен? Я начал понимать, что для Урты большая часть жизни – игра. Но при этом многое воспринимается серьезно.

– Зачем ты меня спрашиваешь? Ты собираешься убить меня? Если да, то лучше хорошенько подумай. Глубоко внутри меня спрятано проклятие.

Урте это очень понравилось.

– А ты не можешь встроить такое же мне? Вот было бы здорово. Умереть достойно – это одно, а с копьем в спине – другое. Проклятие, преследующее убийцу, – шикарный подарок. Но решать, конечно, тебе.

– Почему ты обо всем этом спрашиваешь? – поинтересовался я снова, меня все больше раздражали эти разговоры Урты о мести. – Ты хочешь таким способом меня приободрить? Тогда лучше уходи. Мне нужно подумать о другом. А меньше всего я хочу думать о том, что станется с моими костями, если вдруг в меня попадет стрела.