Кельтская Шотландия

Широкомасштабное интеллектуальное и духовное возрождение, возрастающее чувство собственного достоинства и личной ответственности людей, занимающих четко определенное положение в организованном обществе, наложили свой отпечаток на все сферы светской жизни. Хотя это все еще была военная эпоха. Типичным свободным мирянином был солдат, а военное дело было не профессией, а насущной необходимостью. Церковь нуждалась в солдатах для своей собственной защиты, поэтому она гуманизировала и христианизировала военное призвание, поставив его себе на службу и прочно увязав его со своей структурой. Она сделала воина своим героем, защитником тех, кому она покровительствовала. Начало принимать четкие очертания понятие «рыцарство», а слово, изначально означавшее всего лишь «всадник», приобрело духовные коннотации: слово caballarius «всадник» перешло в chevalier «рыцарь» и стало означать воина, в идеале выполняющего функции «божественной полиции». Теперь мужчине недостаточно было храбро встречать опасность, которая в ту эпоху постоянно сопутствовала его жизни, или хранить верность своему господину и товарищам. Отныне он должен был верно служить тем, кто нуждался в его силе из-за своей слабости. Идеал благородного и почтительного поведения по отношению к женщине был запечатлен в скандинавских сагах, в кельтском эпосе, а в христианской литературе сходные требования были перенесены в сферу отношений человека и Церкви. С самого начала учтивость и лежащая в ее основе самодисциплина занимают высокое место в иерархии христианских добродетелей. Теперь они принимают новую окраску. Рыцарь был человеком, рожденным для особого призвания, к исполнению которого, впрочем, он мог приступить только после формального посвящения и после тяжелого периода послушания. От всех прочих людей его отделяли особые обряды, как были отделены от остальных людей священники или коронованные правители. Рыцарь наделялся определенными правами, которые, однако, подразумевали выполнение некоторых строгих обязательств, пренебрежение которыми налагало на рыцаря несмываемый позор. Кодекс, управлявший этими правами и обязанностями, со временем принял исключительно внешний и поверхностный характер, но даже после завершения этого процесса подлинный дух рыцарства был увековечен в лучших творениях нашей цивилизации. В эпоху своего расцвета рыцарство было могучей и великой идеей. Мы можем допустить, что его идеалы очень редко полностью проводились в жизнь, но их постоянное присутствие в устоях и символизме жизни непрестанно напоминало порядочному человеку о его обязанностях и ответственности, о достоинстве, которое он не должен был уронить.

Среди рыцарских идеалов заметное место занимали представления об отношениях между мужчинами и женщинами, а в особенности между мужчиной и одной женщиной, женщиной и одним мужчиной – о куртуазной любви [53],превозносившей благородство, самоконтроль и верность и превращавшей даму в главного вдохновителя рыцарских подвигов и хранительницу его чести. Правда, в классе, браки внутри которого часто совершались в детском возрасте для ратификации передачи земельных владений, этот идеал выродился в искусственную условность, которая могла быть лишь украшением разврата; но ее сутью были реальные и истинные чувства, ставшие новой ступенью в человеческой эволюции. Из них возникло новое искусство. Примерно к 1100 г. в Южной Франции появилась поэтическая школа, выражавшая эти идеалы и распространившая их по всей Европе. Присущая ей сложность форм, тонкий анализ чувств родились не в среде профессиональных поэтов, а среди настоящих солдат и политиков, причем влияние этой школы можно проследить на протяжении нескольких столетий.