И вот когда он почти что сдался, между нами опять встала София. Княжна Андожская, Софья Ивановна, которую Мазарин увидел на балу в Белозерске и она напомнила ему его погибшую возлюбленную. Она помогла ему снова ускользнуть от меня. Но в тот день, когда не станет тебя, не станет матушки Сергии, то есть той самой Софии, не станет всей Андожской усадьбы, места, где она родилась на свет — вот тогда Мазарин вспомнит обо мне и вынужден будет уступить. Его презрение, его отрешенность, его высокомерие в прошедшие столетия — все это для меня хуже раскаленного докрасна железа, — Жюльетта несколько раз содрогнулась, как в конвульсии и закрыла глаза, словно снова переживала минувшие дни. — Из нас обоих, пронизанных огнем, — снова заговорила она, переходя на шепот, — каждый пошел своим путем, но страсти, бушевавшие в наших сердцах, продолжали связывать нас вместе. Так что видишь ли, девочка моя, — Жюльетта открыла глаза и как змея не мигая, смотрела теперь на Лизу, — я говорю тебе все и теперь ты все должна понять. Я не исключаю, я даже уверена, что ты все передашь и своей тетушки Сергии, а она, конечно же, донесет мои слова до Мазарина. Пусть будет так. В конце концов это ради него я явилась сейчас и произнесла тебе всю эту речь.
Маски прочь!
Пусть он знает. Да и тетушка Сергия заодно должна оказаться посвященной наконец, в прежние похождения своего любовника, которые ей наверняка неизвестны. Но все вы после того должны будете умереть. Демон ада не для того столь долго гуляет по Белозерью, чтобы уйти и всех оставить в прежнем их состоянии. До сих пор Вас охраняла нерешительность Мазарина. Он знает гораздо больше, чем тетушка Сергия и тем более ты, девочка моя, и твой ничтожный доктор Поль. Порой мне кажется, что давно уже узнав меня, Мазарин намеренно не хочет исполнять свои обязанности, помня о наших огненных ласках в юности. Он все предоставил судьбе. Но моя миссия из-за его уловок слишком затянулась, и я должна положить ей конец. Мой хозяин Люцифер скоро призовет меня к себе. У него заготовлено для меня много поручений. Моя дорогая, — она положила свою тонкую белоснежную руку на пылающий жаром лоб Лизы, — ты выглядишь просто ужасно. Да, миленькая, тебе придется умереть, — продолжала она с притворным сочувствием, — но не сразу. Сначала ты расскажешь все, что узнала от меня своей тетушке Сергии, а потом уж отойдешь в мир иной. Не бойся. Тебе не будет больно. В конце концов, ты просто довольно милое и молоденькое существо, почти котенок, но очень вредный котенок, который не захотел подчиниться. А потому он должен быть наказан…
— Мне кажется, я поняла, — голос Лизы прозвучал глухо, он тяжело дышала, чувствуя почти невыносимую тяжесть в груди: — я все поняла. Вы вовсе никакой не шотландский бог, и не имеете никакого отношения к Евдокии. Вы явились сюда, чтобы отомстить позабывшему Вас любовнику, этому Мазарину и для того мучаете всех нас, чтобы он обратил на Вас внимание… Вы хотите досадить ему, но на самом деле Вы боитесь бросить ему вызов впрямую, — она увидела как сверкнули разъяренные глаза Демона. В тот же момент чудовищная боль пронизала все тело Лизы, она вскрикнула. Последнее, что она слышала — как со стороны коридора отчаянно барабанили в дверь и рассерженный голос князя Федора Ивановича отчитывал прислугу:
— Яшка, Митька, да чтоб вас, нехристи, разорвало на части! Сколько говорил, что надо дверь починить. Вот теперь захлопнулась она. Ломайте! Ломайте! И чтоб к обеду уже была у меня как новенькая. А то всех велю попороть. Всех, до единого.
Спустя час Лиза лежала на постели у себя в комнате. Она не чувствовала никаких болей, кашель и лихорадка бесследно прошли. Когда дворовые князя Прозоровского открыли дверь кабинета, они нашли старшую княжну спящей на диване, спокойно и безмятежно. Все подумали, что она слишком рано поднялась для прогулки, а пройдя по свежему воздуху, устала и заснула в кабинете батюшки. Только матушка Сергия, встретившись с Лизой взглядом, сразу почувствовала недоброе. Она настояла на том, что Лизе необходимо еще немного времени провести в постели и распорядившись о завтраке, чтобы его принесли княжне в ее покои, сама поднялась к ней.
— Омела не подействовала, — шепотом сообщила монахине Лиза, едва только бабушка Пелагея поставила на стол чашку с кофе и блюдо, на котором дымились горячие блины с пряженой икрой, а потом шаркая лаптями, вышла из горницы, — над омелой она просто посмеялась, — продолжала Лиза, отбрасывая одеяло. Она быстро одела на себя поверх пеньюара шелковый темно-зеленый халат и сидела в нем, не завязывая пояса с золотыми кистями, просто запахнувшись.
— Она явилась к тебе в кабинете князя Федора Ивановича? — серьезно спросила ее Сергия, очень озадаченная, — и что же ей было нужно на этот раз?
— Она пыталась запугать меня болезнью, от которой я могу умереть, — отвечала Лиза, по-прежнему снизив голос, — а еще она рассказала мне о неком господине, которого я никогда не знала, о Мазарине. Так кажется, она называла его.