Читаем Кельты. Воины и маги полностью

Слово «друид» в том виде, в котором оно существует в современных европейских языках[8], заимствовано из произведений греческих и латинских авторов, которые в свою очередь переняли его у континентальных кельтов. Цезарь писал о «druides», Цицерон о «druidae» – это латинизированные варианты во множественном числе. В живых островных кельтских языках druí (единственное число) и druad (множественное число) представляют собой формы того же слова из древнеирландских текстов. Валлийский эквивалент в единственном числе – dryw. Само слово «druid» произошло от корня, означающего «знание о дубе» или, возможно, «великие, глубочайшие познания». Плиний сравнивал его с греческим названием дуба, намекая на то, что такая связь не случайна, – ему был знаком кельтский обряд срезания растущей на дубах омелы, сопровождавшийся жертвоприношением быков. К сожалению, неизвестно, имел ли этот обряд отношение к общеплеменным праздникам и с какой целью он совершался. Размышляя о друидах, Плиний, возможно, вспоминал и о растущем на Олимпе священном дубе, образ которого в греческом культе представляет собой общий индоевропейский элемент и сравним с кельтскими священными лесами, в частности со священной дубовой рощей галатов Друнеметон. Если дуб (наряду с некоторыми другими деревьями) выступал символом божества, то «знание о дубе» было необходимо тем, кто служил посредником между миром простых смертных и миром сверхъестественного.

Прояснению сущности этого знания о мире сверхъестественного способствует изучение иерархии посредников, куда входили несколько рангов ученых чародеев, хотя четко определить различие между их функциями невозможно. Наряду с друидами и бардами Страбон упоминает ватов – vates, и это слово созвучно с ирландским fathi (в единственном числе – faith). Оно происходит от корня, означающего «вдохновенный» или «экстатический»; ватами называли поэтов и прорицателей. Другой ирландский термин, «филид» (fili; во множественном числе – filid) получил широкое распространение в раннехристианские времена. Изначально он имел смысл «провидец», но со временем так стали называть придворных поэтов и историков. Могущество чародеев определялось способностью видеть незримое (этимология древнеирландских слов, связанных с культом, свидетельствует, что «знание» воспринималось особым «зрением»), постигать сакральное знание через общение с миром сверхъестественного, а осуществлялось это общение с помощью вхождения в транс.

Один из самых любопытных примеров прорицания в состоянии транса можно найти в древнеирландской саге об избрании нового короля Тары: друид, вкусивший окровавленную плоть зарезанного быка, впал в транс под чтение заклинаний, а когда пришел в себя, в подробностях предсказал обстоятельства появления в городе того, кто должен взойти на престол. Этот обряд был известен под названием «tarbfeis» – «сон быка». Неистовство, транс и перевоплощения, служившие основой многих ритуалов, роднят кельтских чародеев с шаманами евразийского Севера. Вполне возможно также, что эти элементы культового действа указывают на очень древние контакты кельтов с обитателями понтийских степей.

Хотя некоторые античные авторы именуют друидов философами, не похоже, что они, как социальная организация, участвовали в создании каких-либо умозрительных концепций или этических принципов, лежащих за пределами культовой практики и порядка проведения обрядов. Друид Дивитиак, друг Цезаря и Цицерона, скорее являлся исключением – лишь те немногочисленные представители кельтского жречества, кому довелось познакомиться со средиземноморской цивилизацией и греческой философией, способны были развивать идеи, которые никогда бы не пришли в голову их собратьям-землякам. В том же, что друиды рассуждали о природе жизни после смерти, нет ничего удивительного: погребальный инвентарь из кельтских захоронений – оружие, украшения, пища, предназначенные для пира в Ином мире, – свидетельствует о распространенной у кельтов вере в загробное существование.

Высочайшее положение друидов в кельтском обществе не вызывает сомнений – Цезарь и другие авторы сообщают об их судейских полномочиях наряду с обрядовыми функциями, а в Ирландии даже король не имел права открыть рот прежде, чем выскажется его друид. Ирландские источники свидетельствуют, что друиды носили оружие и владели домами. Цезарь говорит о том, что они участвовали в битвах, но сражались вовсе не с оружием в руках. Впрочем, эта тема столь обширна, что не может вместиться в данное исследование. В заключение же необходимо сказать несколько слов об одной из самых поучительных и примечательных традиций кельтов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Загадки древних народов

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука