Кем должен стать

Стук в дверь разрушил благостное настроение Митрия. Надо вставать, открывать. Морока. Митроха не спеша подошел и спросил нарочито недовольно:

— Чего тебе?

— Укрыться надо! — шепот глухой, простуженный.

Митрий приоткрыл дверь и пустил человека.

Тот ввалился в сени весь в снегу и тяжело задышал, привалившись к стене. Отдышался чуть, снег с лица утер и спросил насмешливо:

— Узнал?

Как не узнать. Брат родной, про которого уж лет пять не слыхать было. Митрий бровью повел, что признал, и кивнул, в горницу приглашая. Брат как был в дохе, так и зашел, даже не стряхнув снег.

— Что скажешь, Влад? — Митрий говорил сурово, смотрел исподлобья.

— Идут за мной. Может, сбил их со следа, а может — нет, — Влад криво усмехнулся, — а ты, смотрю, богато жить стал.

— Работаю.

Едва донесшийся звук рога заставил Влада потерять всю уверенность. Он присел и заскользил взглядом по избе, выискивая укромные места.

— Близко уже. Не выдашь? — просьба слышалась в голосе Влада, чего Митрий за ним не помнил. Видно, судьба сильно прижала — не захочешь, а просить приходится.

Митрий молча сдвинул в сторону несколько досок в стене, открывая проход в тесный закуток, и показал, чтобы Влад лез внутрь. Брат, покряхтев, уместился в схроне, и Митрий задвинул доски обратно.

Осмотрел горницу, заметил мокрые следы и неторопливо замел их. Потом сел и принялся за ужин.

Дознаватели вошли уверенно, без стука, — маг за главного и два воина сопровождения. Митрий в душе уже свыкся с тем, что пожалуют незваные гости, и вяло пригласил их к столу. Маг лениво огляделся, но на приглашение Митрия не ответил. Ясно, что неспроста они сюда пришли. Маг чуял сбежавшего Влада. Будь его воля, разнес бы избу по бревнышку и достал тепленького. Жаль, что по уложению без слова хозяина в доме ничего трогать нельзя.

— Где брат твой — Влад? — маг решил разговорить Митрия. Авось, слово за слово и выдаст брата.

— Зачем он вам? Что сотворил такого?

— Да ничего особенного. Торговца одного придушил, караван ограбил, Верховного действием оскорбил — мелочевка, — маг любезно улыбнулся. Только взгляд его остался тяжелым.

— Разве вправе я решать — кому жить, а кому на плаху идти?

— Все вы тут философы, как своих прикрывать, — зло буркнул маг, — любого брать можно — не ошибешься.

Так бы и ушли дознаватели ни с чем, да огневая животинка негодующе пискнула, и Митрий обмяк. А ведь права она. Душегубу надо в порубе сидеть, а не среди честных людей разгуливать.

Маг даже удивился, когда Митрий ткнул пальцем в схрон и сказал одними губами: «Берите…»

Влада вынули, пару раз встряхнули и поволокли на улицу. Он не сопротивлялся — против мага невозможно выстоять. Только тоска в глазах и непонимание, как у ребенка, который развернул обертку, а там, вместо печатного пряника, — дощечка лежит.

Митрий не проводил до выхода и дверь за дознавателями не прикрыл — маг, уходя, сам хлопнул.

Что-то не так Митроха сделал. Ошибся в чем-то. И на душе беспокойно стало. Да так, что невмочь — на месте не усидишь.

Синий огонек метался по горнице вслед за Митрием. А тот всё не мог успокоиться. Бегал, бормотал, бросал на огонек злые взгляды. И уже не казалась живулька такой близкой. Синие отсветы резали глаза, тревожное жужжание до самого нутра пробирало.

Вот кто виноват! Это всё она! Митрий внезапно остановился, и светящийся комочек опалил ему волосы.

— Летаешь?! Да?! — Митрий вперился в зависший над столом огонек.

Живулька, конечно, ничего не ответила, только презрительно цокнула: дескать, знай свое место. И так скверно стало у Митрохи на душе, что слова сами полились:

— Что ж ты со мной сделала?! В кого превратила?! Я раньше совсем другим был! А теперь! Я же правильным стал! Правильным! Не так поступаю, как совесть велит, а по закону. До тебя всё просто было! Знакомый — значит прав. Чужой человек — нет. В этом была высшая справедливость. Все свои друг за дружку держались. А теперь что… Я брата предал. Дал укрытие, а потом дознавателям выдал. И ведь всё правильно. Всё верно. Но до того я бы горой за него стоял — брат же, пусть и нехорошее совершил! Не может родной человек плохое сделать — так сердце говорит. А ум, он твердит: «зло всегда зло».

Митрий обессилено рухнул на резную лавку.

— Пойду к дознавателям. Скажу, что ошибся — не брат это был… Не мешай. Уйди. Уважать себя перестану. Нельзя так.

Огненное чудо требовательно загудело, тычась прямо в лицо, а потом село на стол. Ножки, потешно сгибаясь, понесли тельце к так и не вставшему Митрию. Сердилась она, не хотела пускать. Заставляла…

Митроха размахнулся и со всей силы припечатал к столешнице живой огненный комочек…

Убрал руку.

Он смотрел на угасающее серым пеплом тельце, на изломанные крылышки, на подергивающиеся ножки и не понимал — что такое он сотворил. Нет, Митрий видел, что самое ему близкое существо умирает. Видел. И не понимал. Только больно-больно вдруг стало там, где у всех людей сердце.

И не унять эту боль…