Гази отказывался смириться с концом, хотя его сознание уже погружалось в мир видений. Об этом свидетельствует сон, о котором он рассказал близкому другу Салиху Бозоку. Они вдвоем сидят в салоне большого отеля, какой-то незнакомец сидит спиной к Ататюрку у бильярдного стола. Неожиданно дверь салона открывается и появляются тридцать «здоровяков». Один из них, взяв кий, начинает бить незнакомца. Бозок, услышав крики незнакомца, обращается к Ататюрку: не следует ли вмешаться? Нет, не нужно. Незнакомец приближается к друзьям, но и теперь Ататюрк просит Бозока не вмешиваться. Он обращается к «здоровяку», а тот вместо ответа достает револьвер и стреляет дважды — в Ататюрка и в Бозока. После этого он приказывает им танцевать, и они послушно исполняют приказ.
25 сентября после второго прокола Ататюрк на несколько часов впадает в кому. Когда он приходит в себя, то признается Бозоку: «Я утратил память, я стал иным, Салих. Я всего лишь старик, не более». В середине октября после публикации первого бюллетеня о его здоровье все узнают ужасную правду. Его смерти ожидают со дня на день; высшие должностные лица в Анкаре потрясены, а дворец Долмабахче постепенно превращается в храм. Выходя из университета, студенты с беспокойством смотрят на мачту, надеясь не увидеть приспущенного флага в знак траура. Вокруг дворца, на улицах, на берегах Босфора собираются группы молчаливых молодых людей, каждый испытывает любовь к президенту. Глава государства уступает место «отцу», и все его дети тревожатся о нем.
Впервые с момента образования республики его нет в Анкаре в знаменательный день ее годовщины. Долгое время он надеялся приехать в столицу, где был сооружен даже специальный лифт, чтобы поднять его на трибуну. 5 ноября гази в последний раз принимает Джеляля Баяра. Врачи дают премьер-министру пятнадцать минут, но время проходит, и врачи застают обоих во время дискуссии: «Друг мой, нужно действовать быстро! У нас осталось два года. Ясно, что разразится мировая война и мы не можем оставаться неподготовленными, имея традиционный бюджет».
8 ноября французский посол объявляет, что «после кризиса конец ожидается от часа к часу, гази на короткое время пришел в себя, но остается в Стамбуле, так как он нетранспортабелен». На следующий день Ататюрк на рассвете спрашивает: «Который час?» — «Семь часов». — «Который час?» — снова повторяет он в агонии, затем опять впадает в кому. Согласно официальному коммюнике, Мустафа Кемаль Ататюрк умер 10 ноября 1938 года в 9 часов 5 минут.
«Кылыч, смотри, уходит целая эпоха», — прошептал кто-то из окружения президента. Салих Бозок приближается к умершему, обнимает его в последний раз и быстро уходит в соседнюю комнату, где стреляет себе в грудь. Было объявлено о его смерти, но на самом деле пуля прошла в нескольких сантиметрах от сердца.
Эпилог
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
Возвышение одного над человечеством обходится слишком дорого всем остальным.
Турция осиротела. Девять дней прошло после смерти Ататюрка, девять дней, в течение которых вся страна отказывалась смириться с происшедшим. Женщины плакали на улицах, школьники собирались вокруг его статуй, а лицеисты Галатасарая, тяжело переживая утрату, отказались продолжать занятия в знак траура. И только после того, как молодой преподаватель Этьен Манач, будущий посол Франции, разъяснил им, что наилучший способ воздать должное памяти Ататюрка — это продолжить учебу, лицеисты снова вернулись в классы.
Без промедления нужно было решать вопрос о преемнике Ататюрка. Уже в день его смерти группа парламентариев — членов Народной партии собралась вечером, чтобы выдвинуть своего кандидата на пост президента республики. Были названы три имени: Исмет Инёню, Али Фетхи Окъяр и Февзи Чакмак. Али Фетхи Окъяр, гражданский, умеренный политик, уехавший в 1934 году в Лондон в качестве посла, не имел никаких шансов. Многие ценили авторитет, скромность и консерватизм Чакмака. «Большинство Национального собрания поддержит вас», — якобы заявил ему Джеляль Баяр, если верить «Мемуарам» генерала Гюндюза, правой руки Чакмака. Но Чакмак, начальник Генерального штаба, отклонил это предложение, чтобы сохранить свою независимость: «Нет, Джеляль-бей, я далек от политики. Я хочу продолжать помогать вам в армии». После отказа Чакмака остался единственный преемник — Исмет Инёню. 11 ноября он был избран практически единогласно Национальным собранием после необычайно напряженной минуты молчания: женщины сдерживали свои чувства, но некоторые мужчины не выдержали. Фуад Кёпрюлю старался подавить рыдания, другой друг Ататюрка безудержно рыдал, а один из генералов плакал, прикрыв лицо носовым платком.