Кембриджская пятерка

Для советской разведки того времени большой интерес представляла Великобритания, которая в 1929 году восстановила дипломатические отношения с Советским Союзом. В то же время британские спецслужбы установили в отношении официальных советских представителей жесткий контрразведывательный режим. За сотрудниками советских учреждений в Лондоне велась интенсивная слежка, их телефоны прослушивались, контролировалась почтовая корреспонденция. Поэтому Москва приняла решение об активизации разведывательной работы в Великобритании с нелегальных позиций.

«Стефан» получает задание обосноваться в Лондоне. В феврале 1934 года он переводится туда на нелегальную работу и для прикрытия становится студентом Лондонского университета, где совершенствует знания в области психологии.

Курс — работа на перспективу

Учеба в университете дала возможность завести широкие связи в среде студенческой молодежи. Будучи одаренным от природы, эрудированным человеком, натурой притягательной, тонко чувствующей сущность и внутренний мир людей, «Стефан» пользовался этим даром так, как ему подсказывали его наблюдения и интуиция. В Лондоне у него в полной мере проявилась такая важная черта профессионального разведчика, как умение отбирать нужных людей и терпеливо готовить их для работы на разведку. Он сосредоточил свои разведывательные интересы преимущественно на Кембриджском и Оксфордском университетах. Его как разведчика в первую очередь интересовали студенты, которые в перспективе могли стать надежными помощниками в разведывательной работе.

«Стефан» был первым советским разведчиком, который сделал твердую ставку на приобретение перспективной агентуры, которая впоследствии сможет влиять на внешнюю политику страны. Его неоценимая заслуга состоит в том, что он сумел создать и воспитать знаменитую «Кембриджскую пятерку» разведчиков, для которой стал «крестным отцом».

В середине 1970-х годов Ким Филби рассказывал по поводу использования перспективной агентуры и о работе «Стефана» в данном направлении: «На момент вербовки у меня не было доступа ни к какой секретной информации, да и вообще ни к какой информации, кроме радио и газет. У меня не было работы. Я даже не знал, куда мне удастся устроиться, считал только, что мои надежды скорее всего могут быть связаны с журналистикой. И тем не менее меня завербовали. Единственное, что было известно обо мне сотруднику нелегальной разведки, это мое желание работать на дело коммунизма (даже в нелегальных условиях, если потребуется), да еще то, что я происходил из безукоризненной буржуазной семьи, получил буржуазное воспитание и образование. По сути, он вытянул из пачки чистый лист бумаги в надежде на то, что в один прекрасный день сам или кто-то другой сможет написать на нем что-нибудь полезное».

Все привлеченные «Стефаном» к сотрудничеству с советской разведкой члены «Кембриджской пятерки» успешно работали на Москву, сумели проникнуть в святая святых английской власти — в ее разведку и контрразведку, в армию, в Министерство иностранных дел и даже в окружение короля Георга VI и королевы Елизаветы II.

Работая в Лондоне, «Стефан» приобрел для советской разведки более двадцати источников информации, которые долгие годы помогали нашей стране. Все известные сейчас воспитанники «Стефана» — выходцы из Кембриджского университета. Однако среди завербованных им агентов были и студенты Оксфордского университета, не менее талантливые и преданные советской разведке, чем кембриджцы. Никто из них, в отличие от «Кембриджской пятерки», так никогда и не был разоблачен.

«“Оксфордские кроты” Сталина, должно быть, прорыли такие же ходы в британское правительство, как и кембриджские, — писал английский историк и исследователь деятельности спецслужб Джон Костелло. — Большинство из них унесли в могилу тайну своей подпольной работы на Москву. Но можно только представить, до каких служебных высот они доросли и к каким тайнам английских секретных ведомств имели доступ!»

Однако разведывательную славу «Стефану» принесла именно «Кембриджская пятерка». О том, как работал разведчик-нелегал со своими источниками, Ким Филби впоследствии вспоминал:

«Это был трезвомыслящий и широко образованный марксист-ленинец. Он свободно рассуждал на философские, политические и экономические темы и всегда был способен помочь разобраться в наиболее трудных концепциях нашего учения. Он был отлично информирован в вопросах современной политики: читал множество газет и журналов на английском, французском и немецком языках. Мы вели долгие дискуссии по актуальным проблемам Европы, Америки и Дальнего Востока.

При этом он отличался редкой человечностью. Никогда не забывал, что у любого человека, как бы ни был он предан делу, может возникнуть потребность обсудить личные трудности, личные проблемы. Он неизменно был внимательным слушателем и, если в этом возникала необходимость, давал советы. Обсудив профессиональные вопросы, мы зачастую начинали болтать о всяких пустяках. Ему было присуще чувство юмора. И часто мы хохотали до упаду...